— Я даже не задумывался над этим. Вероятно, вы правы,— мельком удивился я его заботам. Я думал совсем о другом. Я действительно несколько раз вспоминал о Лунине, когда безуспешно пытался помочь Хлыстунову, когда безнадежно оборвались последние нити.— Дмитрий Иванович, вы как краевед, как человек, хорошо знакомый с архивным делом, не могли бы помочь в одном деле?
— Рад буду быть вам полезным.— Лунин даже привстал с кресла.
— Человек разыскивает сестру, — стал объяснять я.— Потерялась во время войны. Была эвакуирована с детскими яслями куда-то в наши края. И вот он, глубоко больной, специально приезжал. И еще собирается приехать. А перед этим мне хочется найти хотя бы какую-нибудь зацепку…
— Но я же занимаюсь прошлым веком! — даже не дал мне договорить Лунин.— Вы же знаете это.— Он удивленно развел руками.— Есть милиция, адресное бюро, пусть туда обратится. Я же краевед-историк,— оскорбился он.— Это мне нужно отрываться от своего поиска, лезть в другой, наш век. Да это и…— он не нашел что сказать, лишь растерянно повел плечами.
Последнее вывело меня из себя.
— Вот именно, в наш, — чуть сдерживаясь, чтобы не нагрубить, сказал я.— А кому он нужен, простите, этот прошлый век и этот коллежский асессор Добужинский, когда мы не хотим помочь живому страдающему человеку?
— Как это кому нужен?— потомственный дворянин деликатный Лунин задохнулся от обиды и возмущения, он никак не ожидал услышать от меня такого.— Как можете так говорить вы? Солидаризироваться с такими недалекими людьми, без уважения относящимися к прошлому?.. Ведь вы… вы сами краевед, за что я вас всегда уважал… Как вы можете?..
Мне было жалко старика, но в то же время я чувствовал за собой право быть жестоким:
— Грош цена нашему уважению к прошлому,— сказал я,— если мы глухи к человеческому горю, не отвлеченному, а к конкретному сегодняшнему горю, с огромным опытом поисковой архивной работы не можем помочь человеку найти сестру, матери — дочь. Мы, видите ли, заняты более важным. Нам легче убить время на какого-то коллежского асессора Добужинского, который еще неизвестно кем был в жизни.
Лунин растерянно хватал ртом воздух.
— Вы меня неправильно поняли,— наконец сказал он,— Я просто не занимаюсь, никогда не занимался подобными делами. Мало того, я совершенно беспомощен в этом деле, даже не знаю, с какого конца к нему подступиться. Тут вам больше другие помогут.
Стремлением во что бы то ни стало отгородиться от этого дела он снова стал настраивать меня против себя.
— Да, конечно,— сухо ответил я.
— Вы не высказали своего отношения к проблеме некролога,— вытирая платком лоб, спросил Лунин. Он торопился уйти в сторону от неприятного разговора, чуть не поссорившего нас. Он деликатно давал мне понять, что готов забыть неприятный инцидент. Да и не было его совсем.
Но меня эта его торопливость и вывела из себя окончательно.
— Простите, но меня это совершенно не волнует,— сказал я.— Мне как-то все равно, поставят в объявлении о моей смерти дату или не поставят. Тем более мало вероятно, будет ли такое объявление, тем более уж некролог.
— Жаль, очень жаль.— Лунин старался быть оскорбленным. Он на самом деле оскорбился, но меня это уже не трогало.— Не ожидал от вас…
Он ждал, что я что-нибудь скажу в свое оправдание или как-то постараюсь исправить неприятную ситуацию, но я лишь молча раскланялся…
Не успела за ним закрыться дверь, как вошел редактор.
— Что это от тебя посетители выходят не в духе? — улыбнулся он.
— Да,— не зная что ответить, неопределенно протянул я.
Редактор, против своего обыкновения, в кабинете подчиненного сел в кресло, поправил, чтобы не смять свежие стрелки, брюки.
— Как здоровье?— спросил он.
— Да ничего, — удивился я.
— А жена?
— Спасибо, лучше.
— Жалко, что она ушла от нас. Но там ей, наверное, полегче, газета ведь выматывает.
— Да, конечно.
— Да, как звали того, что сестру разыскивал? — вроде бы как бы между прочим спросил редактор.
— А что?— насторожился я.
— Ты не написал бы небольшую справочку, как газета помогала этому поиску…
— Что еще за справку? — еще больше насторожился я.
— Понимаешь,— замялся редактор,— требуют справку о формах работы редакции с читателями. А это могло бы прозвучать. Заму моему, Пеунову, хотя он, как ты считаешь, трус и перестраховщик, иногда приходят дельные мысли. За это и держу.
— Но мы же ничем ему не помогли,— от удивления я откинулся на спинку стула.
