— Вы говорите, уже полмесяца здесь,— спохватился я,— Где вы живете? С гостиницами-то у нас сложно.
— А мне женщина с телевидения помогла. Я сначала туда обратился. Надеялся, что смогу объявить розыск по телевидению. Но какое-то там начальство не пошло на это.— Хлыстунов с надеждой посмотрел на меня.
— Мда,— смутился я.— А как вы устроитесь в Илишевском районе? Может, позвонить туда?
— Там не проблема,— махнул рукой Хлыстунов,— В крайнем случае — в детдоме.
— Как в детдоме?— удивился я.
— Как бывший детдомовец. Такой уж неписаный закон.
— Так вы тоже детдомовец?— удивился я.
— Без отца остались еще в тридцать девятом. Мать умерла перед самой войной,— сказал он.— Детдом. Потом эвакуация. В Клинцах на поезд налетели бомбардировщики. Из шестнадцати вагонов четырнадцать в пух и прах. Меня ранило. В детдоме окончил десятилетку. Потом институт. Так что ночлег я там найду,— печально улыбнулся он.
— Междугородная? Пожалуйста, Салаватский район, отдел народного образования. В течение часа? Спасибо! — Я положил трубку. За заводскими корпусами, за рекой теплилась золотом полоска леса. Я вздохнул.— Как же ее по отчеству-то?— подумал я вслух.— Забыл… Да что тут забывать — никогда не знал,— улыбнулся я сам себе и снова пододвинул телефон. — Министерство просвещения? Подскажите, пожалуйста, как звонить Синицыной? А как ее по отчеству?.. Спасибо!— С неожиданным волнением набирал я номер.— Могу я услышать Тамару Александровну?
— Я слушаю.— Голос ее за эти годы не изменился.
— Здравствуйте, Тамара Александровна!— интригующе-протяжно начал я.
— Здравствуйте!..— Чувствовалось, что я достиг желаемого.— Кто это?— заинтригованная, в конце концов не выдержала она.
— Это Горин,— нарочито весело сказал я.
— Боже мой, дождь пойдет! — В ее голосе была неподдельная радость.
— Почему дождь пойдет?— продолжал я игру.
— Ну столько лет — живем рядом, работаем рядом — ни звонка, иногда даже не поздоровается, а тут вдруг!.. Я даже заволновалась.
— Как ты живешь?— спросил я уже серьезно.
— Тебя даже это интересует?— с знакомой усмешкой спросила она. Я словно видел эту усмешку на другом конце телефона — так отчетливо видел, что не по себе немного стало.
— Ну а серьезно?
— Наверно, как все,— вздохнула она,— Кручусь как белка в колесе. Семья… С грустью вспоминаю о студенчестве. Вот дураки были — придумывали себе несуществующие проблемы! Только со временем понимаешь, какое это было счастливое время! Тогда все вроде было сложнее и в то же время намного проще… Маша, сходите к Галине Федоровне, возьмите сводку,— сказала она кому-то.— А теперь как-то и оглянуться некогда. Работа, семья, работа, теперь сад еще. Брали вроде для отдыха, для радости. А он как каторга. Помидоры сажай, потому что соседи сажают. Клубнику сажай — потому что соседи сажают. Хуже, чем у других, вроде бы неудобно. Такая вот я стала… А ты как живешь?
— Да тоже кручусь,— сказал я.
— Я слышала, ты тяжело болел?
— Да, было,— уклончиво ответил я.
— Все собиралась зайти, но так и не решилась: как жена твоя к этому отнесется? Вдруг она у тебя ревнивая…— нервно засмеялась она.— А теперь как?
— Да вроде ничего, — бодро ответил я.
— А жена?
— Она у меня постоянно прибаливает. Сердце.
— Надо было жениться на мне,— сказала она все с тем же нервным смешком.
Я несколько смутился и удивился.
— Но в этом, кажется, не я виноват, — ответил я с некоторым запозданием.
— Может, ты был недостаточно настойчив?.. Но это я в шутку. Ты ведь не случайно позвонил, не узнать же о моем здоровье? Что за дело?
— Тамара, ты в каком отделе работаешь?
— Заведую отделом детских домов и школ-интернагов.
— Ну! — обрадовался я.— Оказывается, мне к тебе и нужно… Понимаешь, одному человеку надо помочь. Ищет сестру, потерялась еще во время войны. И вот следы привели к нам. Он инвалид, на свою скромную пенсию ездит по стране.
— Так он, наверное, уже был у нас, на прошлой неделе.— Нет, голос ее все-таки изменился, в нем появились какие-то пока не поддающиеся определению нотки. По крайней мере, она даже не заметила, что перешла со мной на какой-то полуказенный вежливо-равнодушный тон. Что поделаешь, служба!— Маша, как этого, что приходил к нам насчет сестры?— спросила она кого-то там у себя.— Хвастунов, что ли? Ах, Хлыстунов. Девочки мои смотрели, весь архив перерыли — ничего не нашли. Что он еще хочет?— спросила она уже недовольно. — Чем недоволен?
