Все уставились на сапоги.
ЖДЕМ ВЕРТОЛЕТА День отдохнув, — за это время Роберт с Валерой помирились, Валера на базе с отличием проявил свои завхозовские способности, — ребята через вулкан Крашенинникова ушли дальше к океану, мы с Кястутисом остались ждать оказии: Кястутису одному оставаться не стоит, а у меня давно кончился отпуск. Но не только в отпуске дело: я тороплюсь на материк и по другой причине, меня ждет работа и два месяца назад я отправил письмо в далекий город. К тому же у меня нет никакого желания идти с Робертом дальше.
— Остаешься? — ехидно спросил он.
— Остаюсь.
— Скис?
— Можешь считать, что скис.
— А может, все-таки пойдешь до конца?
— Нет, я и так уже на неделю на работу опоздал.
— Дашь телеграмму.
— Да нет, надо лететь. У меня куча дел.
— Ну смотри.
На базе пусто, почти все в поле, сюда собираются только на субботу и воскресенье. В нашем бараке, кроме нас с Кястутисом, пока лишь двое: слесарь экспедиционной мастерской молодой парень Саша Никонов, очень обрадовался нам; и экспедиционный плотник по прозвищу Щербатый — угрюмый и какой-то озлобленный и неопрятный мужчина лет пятидесяти.
— Анальгина нет? — грубо спросил он меня при встрече, небрежно перешвырял нашу скромную аптечку, проглотил разом с десяток каких-то таблеток, другие сгреб себе в карман, остальные брезгливо вернул нам. — Башка трещит, а начальник, сука, разрешение на спирт не дает… Из какой экспедиции?.. Ради собственного удовольствия?.. Не хрен вам, видать, больше делать, — презрительно сплюнул он в угол и больше с нами не разговаривал. Приходил с работы, садился на свою койку, часами, не отрываясь, смотрел в окно, в мутную изморось, время от времени долго и злобно матерился, больше всего доставалось начальнику экспедиции, который не дает разрешения на спирт, — пока окно не затягивала пелена ночи. Тогда он, не раздеваясь, ложился, отворачивался к стене, с головой укрывался одеялом…
А Саша Никонов как-то сразу загрустнел.
— Вы даже представить этого не можете. Понимаете, вы люди оттуда, с материка, — восторженно и печально говорил он мне, — а он из Вильнюса, — кивал он на Кястутиса, — это же совсем рядом с Ленинградом. А я на Невском живу. Осточертело с этими горлопанами. Поговорить не с кем. Скукотища. Ну, на рыбалку сходишь, ну, на охоту. Одно развлечение: помогаю им стены журнальными красавицами обклеивать… По Ленинграду соскучился.
Он тоскливо смотрел в затянутое изморосью окно.
— А как ты попал сюда? — спросил я его.
— Разошелся с женой. Всего полгода жили — и подался куда-нибудь подальше, в другой конец страны. Каким-то чертом занесло в эту экспедицию, в этот гнилой угол.
Дождь за окном усилился. С потолка на койку закапало. Саша отодвинул койку в сторону, чтобы капало мимо:
— Надоело, вот уже полтора года капает мне на пузо.
— А что не залезешь на крышу, не прибьешь доску? Работы-то на пять минут.
— А зачем мне это нужно. Не буду же я жить здесь вечно.
— Но мучаешься же.
— А, скоро зима! Капать перестанет.
— А весной, что — уезжаешь?
— Да нет, наверно.
— Так весной опять потечет.
— Ну и черт с ним? До весны еще далеко. Да и не вечно же мне тут жить.
…В первый день в целях предосторожности мы с Кястутисом, кроме крепкого сладкого чая, ничего есть не стали. На ужин — по полтарелки жиденького супа. Утром зашел экспедиционный медик — или санбрат, как его здесь зовут. Осмотрел ногу Кястутиса:
— В общем-то вроде ничего страшного, но нужен покой. К тому же я всего-навсего фельдшер.
— А поесть теперь уже можно? — спросил я.
— А почему нельзя, — разговаривая с Кястутисом, ответил санбрат.
На радостях мы с Кястутисом опорожнили банку невероятно кислой и едкой, как соляная кислота, маринованной капусты, несколько банок которой с разрешения хмурого и неразговорчивого начальника экспедиции Бориса Леонтьевича Ранта Роберт выдрал в бедном экспедиционном магазинчике. Пошли погулять. Кястутис опирается на палку и на мое плечо. Встретился Саша Никонов.
— Пошли в столовую — заговорщицки зашептал он — Я договорился, вас накормят. Пока никого нет.
— Да ладно.
— Пошли, пошли.
Выглядело все это довольно-таки унизительно — как мы, спрятанные за перегородку, давились борщом.
На обратном пути нас встретили двое парней.
— Это не вас позавчера на лодке вывезли?
— Нас,— поморщился Кястутис, ему не нравилась такого рода популярность.
