— Вот, выбирай.
Я растерянно заглянул в чемодан. Там лежала вразброс целая куча удостоверений, я стал перебирать их: взрывника, маркшейдера, сварщика, плотника…
— А цена? — поинтересовался я.
— Цена разная, — уклончиво ответил мужчина.
— Ну, например, вот это — взрывника?
— Это полсотни, — сказал он, но, видя, что я кладу удостоверение обратно, торопливо добавил: — Можно за сорок, даже за тридцать.
— А дипломов у тебя нет? — вошел я в азарт.
— А что, диплом надо?
— Диплом бы лучше.
— Найду.
Он покрутил головой, но никто в нашу сторону не смотрел, развернул лежащий в углу чемоданчика сверток.
— Это уже цена твердая — сто пятьдесят. Не я придумал.
— Можно посмотреть?
— Смотри.
Из пяти дипломов два были геологические, три — педагогические.
— А других нет?
— А какая разница? Все равно стирать и новый текст писать. Еще за сотню любую профессию напишу, какую только пожелаешь. Но советую, нет лучше учителя, ну, может, еще журналиста — никто не поймет, никто не раскусит, что в этом ни хрена не смыслишь. А потом поднахватаешься всяких там «В свете решений…», «Воодушевленные…» и так далее — и ничего, до пенсии свободно дотопаешь. Но учительский все-таки лучше — ни командировок, ни суеты. Десятилетку-то хоть кончил?
— Кончил.
— Ну, тогда совсем хорошо.
— А другие дипломы встречаются? — поинтересовался я.
— Нет, какой дурак стоящий диплом продаст или выбросит! Только эти: педагогические да геологические.
— Ну, а кандидатскую диссертацию можно купить?
— Что?!
— Кандидатскую диссертацию?
— Э, куда ты хватил. Шутник ты, однако. Ты мне дурочку не ломай, я серьезно, а он мне тут мозги пудрит.
— Нет, серьезно?
— Он то ли с удивлением, то ли с уважением посмотрел на меня.
— Не знаю, мне не попадались. Это, наверно, во Владивосток надо ехать, на черный рынок. Может, там попробовать поискать. А тут, в этой дыре, такое не найдешь. Я и не встречал. Только я тебе бы не советовал. Попадешь, рано или поздно непременно попадешь. Вон и в газетах время от времени пишут. То ли дело — учительский, не было еще случая, чтобы с учительским попадали. Сиди тихо-смирно где-нибудь в хорошей деревне, коровку купи. Еще, может, заслуженным учителем станешь…
— А что же себе-то не сделаешь учительский?
— Дак у меня даже семи классов нет… Ну так, значит, ты у меня ничего не приобретаешь?
— Нет, пожалуй.
— Ну, смотри… Сколько я с тобой времени потерял. У тебя спирта, случайно, нет? — И потерял ко мне всякий интерес.
Я вернулся в свой барак.
—…Так я второй раз оказался за решеткой, — продолжал парень в тельняшке. — Она приехала, а мне стыдно ей в глаза смотреть, чуть ли не под винтовкой меня на свидание вывели. «Что же ты? — говорит, — наделал? Как ты мог? Обо мне ты подумал?»…
— Эй ты, адмиральский зять, кончай трепаться! Скоро утро. Из-за вас, сволочей, не выспишься, — высунулся из-под одеяла Щербатый.
— Ну-ну, тише, — шикнули на него сразу в несколько голосов.
— Чего тише? Я вот тебе дам тише! — Щербатый сел. — Долбану вон колуном по башке. Вон, видишь, у печки стоит.
— Хм, — засмеялся «адмиральский зять».
— Ты не скалься, а то доскалишься, у меня это просто.
Я не сомневался, что для Щербатого это просто. Его нервно трясло, руки сжались в кулаки, вот-вот сорвется с койки и бросится на парня.
Тот, видимо, понял это, а, может, ему просто надоело рассказывать, только он весело махнул рукой:
— Ладно, ребята, на самом деле спать пора. Да и всего все равно не расскажешь, только душу зря травить.
Стали укладываться спать. Саша с запозданием вспомнил про нас. Для Кястутиса, как для больного, где-то нашел скривобоченную раскладушку, я стал расстилать спальник на полу около окна.
Вдруг поднялся Щербатый:
— А ну сворачивай свой кукуль!
Я молча и зло посмотрел на него снизу: какого хрена надо?
— Я тебе сказал: Сворачивай кукуль!
— Что, я тебе мешаю?!
— Ложись на мою койку.
— Что?
— Ложись на мою койку, говорю.
— Да я тут, — растерялся я.
— Ложись, ложись на мою койку, — сказал он уже мягче, видимо, увидев мою растерянность. — Вот тебе чистые простыни, — достал он из чемодана чуть ли не белоснежные простыни, а грязные, засаленные, на которых спал, бросил в угол под койку.
