Роберт промолчал.
Ничего не остается делать, как подойти и представиться и суровому начальнику литовцев:
— Витаутас. Инженер-радиоэлектроник. Работаю в научно-исследовательском институте.
— И далеко вы собираетесь дотопать в этих гирях? — не может удержать своего ехидства Стасис. Теперь по поводу наших кирзовых сапог. — Они же через неделю отмотают вам все ноги. По пять килограммов каждый сапог.
— Не отмотают, — старается быть спокойным Роберт. — Ваши игрушки скорее развалятся.
— Они покрепче ваших. И раза в два легче. И посуды железной набрали. Это все тяжело тащить.
Роберт зло отходит в сторону. Кстати, единственный из нас он весь день ходил в кедах, а после этой стычки принципиально натягивает свои кирзухи.
…Необыкновенные камчатские травы. Багряные, желтые — вся поляна словно в цветах. Бреду по ним от палаток в сторону вулканов. Неизвестно, будет ли еще завтра машина, и это меня гнетет, потому что от этого зависит, попадем ли мы на вулканы. Роберт может изменить свое решение.
Замечаю, что по поляне параллельно мне идут двое литовцев: тот, что с бородой-лопатой и тот, что с чеховской бородкой.
Так мы и шли некоторое время параллельно друг другу, изредка останавливались. Потом сошлись, улыбнулись, легли в теплую траву.
— Ну, как жизнь? — добродушно улыбнулся в бороду-лопату рыжий.
— Хорошо. Ждем вот машину.
— Хорошо, если хорошо, — он снова улыбнулся.
Говорил он со страшным акцентом и медлительно, как, впрочем, и вообще все делал медлительно — и в этом было своеобразное обаяние, от всей его фигуры веяло добродушием и силой, из литовцев он мне нравился пока больше других.
|—Ну, помните мое имя? — улыбнулся второй, с чеховской бородкой.
— Нет, — со стыдом, чистосердечно признался я.
— А его? — кивнул он в сторону рыжего.
— Тоже нет.
— То-то же. Меня зовут Кястутис Дахавичюс. Кястутис. Или короче — Кястас. Так и зовите: Кястас.
— Хорошо.
— А меня — Донатас, — повернул в траве голову рыжий.
Я торопливо кивнул.
— Я немного знаю про ваш город, — через некоторое время сказал Кястутис, показав на нашивку на рукаве моей штормовки.
— Да? Только я из другого города. Это не моя штормовка. Роберт для всех взял в клубе одинаковые. А я из другого города, примкнувший… Вы тоже инженер?
— Нет. Я художник. Как и вы, примкнувший. Всю зиму очень много работал, устал, нужно отдохнуть. Да и прошлое лето почти не отдыхал. Только на неделю к морю съездил, в Палангу.
— А вы? — повернулся я к Донатасу.
—Я? Тоже художник. И тоже примкнувший. Еще Стасис — примкнувший.
— Он тоже художник?
— Нет. Учится в консерватории. А остальные — инженеры разных заводов и научно-исследовательских институтов. Они весь год специально к этому походу готовились. А мы… Вот боимся, выдержим ли.
— Впрочем, у нас только один настоящий турист — наш вождь, — сказал Кястутис. — Видели, какой строгий? А мы — примкнувшие. Один на Камчатку не поедешь, и вот, как говорится, вверили судьбу в его руки.
— А до этого вы в таких походах бывали? — спросил я его.
— В подобных, сложных — нет. А вообще путешествовал. В Карелии был, на Кавказе, в Средней Азии — вместе с Донатасом.
— А на Дальнем Востоке впервые?
— Нет, был на Сахалине… Девять месяцев плавал рыбаком на сейнере у берегов Аляски… У вас тоже интересный начальник.
— Да, — неохотно ответил я.
— И форму общую учредил. Что же вы не подстриглись, как все? И рубаха у вас не как у других.
—Да так.
— И он не пытался вас заставить?
— Пытался.
Кястутис поднялся.
— Пройдусь еще немного, вон до той сопочки, — сказал Донатасу.
— Ладно, — Донатас приподнял голову.— Только недолго, скоро обед.
— Хорошо.
— А почему после вулканов вы идете к реке Горно-Тополевой, а потом через тундру к Левому Толбачику, когда туда интересней через Плотину между Безымянным и Зиминой сопкой? — спросил меня Донатас.
— Роберт маршрут выбирал. Попалась карта того района, потому, видимо, и выбрал. Теперь уже не изменишь.
Обратно мы шли почти уже друзьями. По крайней мере я так склонен был считать. А что, если бы не предстоящее расставание, мы, наверное, могли бы стать друзьями. Почему-то я был почти уверен в этом, хотя обычно очень трудно схожусь с людьми. Может быть, потому, что Донатас был из тех, к кому сразу чувствуешь расположение.
— Жалко, что завтра расстаемся, — сказал я, когда мы вернулись к палаткам.
