Утром, перед отъездом я подошел к Ивану Терентьевичу:
— У меня к вам небольшой разговор.
Мы отошли в сторону.
— Мог бы я в будущем, — это пока не точно, это в принципе, — расчитывать у вас на какую-нибудь работу. Любую. Разнорабочего, наблюдателя на сейсмостанции — любую.
— Право, не знаю, — задумался он. — Сейчас у нас свободных мест нет, но в будущем — кто знает.
— Меня устроит любая работа. Обузой не буду. Я работал в спелеологических экспедициях, немного знаю альпинистскую технику… Это пока не точно, но может получиться так, что я приеду.
— Ну что ж, если соберетесь, приезжайте, только предварительно напишите. Что-нибудь придумаем. Только не легко, скучно здесь у нас…
— Я знаю, — перебил я его. — Большое вам спасибо!
Я крепко пожал ему руку.
АПОХОНЧИЧ Когда лавовый поток остывает, он с грохотом лопается на отдельные звенящие глыбы. Апохончич с корякского — «говорящая гора». Три сейсмостанции вслушиваются круглосуточно в Ключевскую группу вулканов. Они как бы берут ее в треугольник. Две в некотором отдалении от вулканов — в Ключах и в Козыревске, третья же непосредственно на склоне Ключевского вулкана. Это и есть Апохончич — маленький домик вулканологов с антеннами над ним на краю одноименного лавового потока, излившегося из вновь образовавшегося побочного кратера Ключевского в 1946 году.
Ацохончич — это маленький оазис в черной пустыне, последнее человеческое жилье на нашем маршруте.
Основана сейсмостанция в 1959 году вулканологом Евгением Константиновичем Мархининым, которого я никогда не видел, но который мне дорог и близок, потому что сейчас мы идем по его следам, потому что здесь ему, наверно, приходили те же или подобные мысли.
(Потом, через несколько лет в его книге «Цепь Плутона», изданной в серии «XX век: Путешествия. Открытия. Исследования», я прочту строчки об основании сейсмостанции Апохончич: «Я распрощался со спутниками, оседлал свою гнедую Римку, привьючил к седлу спальный мешок и поехал к Апохончичу. Около ольхача рядом с лавовым потоком, на прежде голой терраске, стоял уже собранный домик. У приборов хлопотал старший лаборант Борис Сушко. Мне пришлось выбирать место под фундамент для сейсмографов. Вулканосейсмическая станция Апохончич строилась к активным центрам значительно ближе двух других сейсмических станций. Она находится в десяти километрах от кратера Ключевского вулкана, в самой гуще его побочных кратеров…» — и я словно бы снова побываю на Апохончиче.)
Был здесь домик вулканологов и раньше. При взрыве Безымянного в 1956 году от него не осталось и следа. А до Безымянного отсюда четырнадцать километров.
Грузим в машину бочки с водой и дрова. Ни того, ни другого на Апохончиче нет. А еще мы везем гитару. На сейсмостанции проходят практику два студента из Иркутского университета, и в Ключи подряд было несколько радиограмм: «При первой возможности пришлите гитару». И только потом сообщалось, что на исходе вода.
— Если вулканы будут закрыты, подниматься не советую ни в коем случае, — еще раз напоминает Иван Терентьевич. — Тогда не теряйте зря время, уходите дальше по маршруту. Снизу кажется, что это просто облака. А на самом деле это пурга. В непогоду трудно выбрать более безопасный участок восхождения. Можно попасть в зону сплошного камнепада. А никаких прогнозов насчет погоды на вулканах не существует. Пурга может начаться в любую минуту и продолжаться день, неделю, две…
Пыльная дорога по «пескам». «Пески» — большие, почти идеально ровные поля из наносов черного вулканического пепла. «Пески» — это, обычно, нижние течения так называемых «сухих» рек, присущих только вулканическим районам. И «пески», как правило, носят имя «сухой» реки, которой они обязаны своим происхождением.
Вот сейчас, например, мы едем по «пескам» речки Киргурич. Местами их ширина достигает нескольких сот метров. Весной или после сильных дождей «пески» заливаются водой, несущей с вулканов новую порцию песка и пепла, а сейчас по ним лишь вьется небольшой ручеек, постепенно пропадающий в них.
«Пески» на Камчатке иногда используются под небольшие полевые аэродромы. Еще в Козыревске, когда из Петропавловска-Камчатского летели в Ключи, я видел такую картину. Мы стояли на краю аэродрома в ожидании пока наш «АН-24» заправится горючим. Мимо нас на взлетную полосу проковыляла «Аннушка». Взревел мотор, я оглянулся, чтобы посмотреть, как она будет взлетать, и не увидел самолета. На взлетной полосе клубился гигантский шар то ли дыма, то ли пыли. Шар стремительно ширился, клубы дыма взметнулись на несколько десятков метров ввысь. Я уже стал подумывать, не взорвался ли самолет, как он вдруг высунулся из шара, подпрыгивая, побежал по полю и неуклюже взлетел. Оказалось, что шар был ни чем иным, как клубами вулканического пепла, поднятого винтами…
