А рядом стоял человек, перебарывая древний панический ужас перед неведомыми силами Вселенной, смотрел на все это, старался понять тайну мирозданья, тайну жизни и смерти на Земле.
Потом он спустился вниз, в палатку, занесенную снегом и пеплом, и написал, может быть, первые в своей жизни стихи.
И мне уже был дорог этот человек, словно я долго жил с ним в одной палатке и он делился со мной своими мыслями, хотя я почти ничего о нем не знаю, кроме того, что рассказал мне невеселый радист-наблюдатель: родился в 1926 году в Ростове-на-Дону в семье военного, в 1938 отца не стало, мать делала все возможное и невозможное, чтобы исполнилась мечта сына — стать геологом. Окончил Московский геологоразведочный институт, работал в Средней Азии, на Алтае, в Приморье…
…По острым звенящим глыбам спускаюсь с лавового потока к палаткам. Над нами необыкновенно синее небо. Но Ключевской выше половины закрыт тяжелыми грозными тучами. Там свирепствует пурга.
Что делать?
Отступать, как советовал Иван Терентьевич Кирсанов? Но когда еще мы сможем попасть сюда?
— Где ты ходишь? — встретил меня Роберт. — Надо поговорить. Видишь, что там творится, — показал он на вулкан.
— Вижу, — вздохнул я.
— Может, как советовал Кирсанов, не терять время, уходить дальше?
— Упускать такую возможность, скорее всего единственную.
— Да я уж думал об этом.
— А как литовцы?
— А что литовцы? Как мы, так и литовцы. Без нас они не пойдут.
— Может, завтра погода наладится…
— А если не наладится? Сидеть здесь — терять день? Завтра, а потом послезавтра.
— Не сидеть. Начать восхождение. Сегодня, если выйдем, все равно лишь до облаков дойдем. А завтра, если что, — повернем. — Я почему-то был уверен, что если сегодня Роберт решится, то завтра уж ни за что не повернет, мне кажется, не в его это характере — поворачивать. Даже если я буду уговаривать его повернуть — не повернет. — А кратер, возможно, открыт и сегодня. Ведь как-то же наблюдали мы из Ключей: вся средняя часть вулкана в тучах, а кратер примерно с высоты 4600 метров — чистый.
Роберт внимательно посмотрел на меня, ничего не ответив, пошел к палатке.
— Жалко упустить такую возможность, — на всякий случай сказал я ему вслед.
Минут через пятнадцать ко мне подошел Донатас, хлопнул по плечу:
— Ну что, идем наверх!
— Да пока не знаю, — хмуро ответил я.
—Как не знаешь? Сейчас у нас был Роберт, сказал, что вы идете. Тогда и наш начальник решился.
Последнее взвешивание в Ключах показало, что вес каждого из наших рюкзаков достиг сорока четырех килограммов. А сам вешу всего пятьдесят восемь. Все-таки несправедливо: Алеша, который весит под девяносто, несет сорок четыре, и я — сорок четыре. А теперь привязываем к рюкзакам еще дрова, ведь, готовясь к походу, мы не планировали высокогорные восхождения и не взяли с собой ни примусов, ни теплой одежды, ни горного снаряжения. Надо бы взять и воды, но увеличить наш груз практически уже невозможно.
Хотел проститься с радистом-наблюдателем, вчера я даже не спросил его фамилии-имени, но никто из домика не выходил, а зайти внутрь я почему-то не решился. Впрочем, он видит, что мы уходим, и, если бы у него было желание, он сам давно вышел бы проститься.
Прощай, Апохончич! Прощай, дружище, — последнее человеческое жилье на нашем маршруте. После вулканов через тундру, через болота, через ледники, леса, через холодные и быстрые реки мы побежим к далекому океану, чтобы снова вернуться к людям. Это будет поселок Жупаново на тихоокеанском побережье.
Увидимся ли мы еще, Апохончич?
Я хотел бы с тобой встретиться. Потому что, наверно, больше нигде на Земле не придут такие святые и ясные мысли, потому что больше нигде на планете не ощутишь такой щемящей боли по всему земному. Я хотел бы с тобой встретиться, Апохончич! И в то же время не хочу, потому что привести меня сюда могут только, как и сейчас, душевная неудовлетворенность, одиночество, отсутствие дома… А я представляю, какие длинные месяцы здесь, на границе Земли и Вселенной, где на глазах рождаются и умирают горы, где так особенно ощутимо бежит время.
Идем вверх по руслу «сухой» речки вдоль левого борта застывшего лавового потока Апохончича, ориентируясь на красную сопку — один из побочных кратеров Ключевского. Местами лавовые и шлаковые берега речки переходят в ущелье. «Сухие» реки — специфическое название рек, которые присущи только вулканическим районам. Они берут свое начало на склонах вулканов и питаются снежниками и ледниками. В первую половину дня, когда таяние снегов на склонах вулканов только еще начинается, русла таких рек обычно сухие, после полудня же, в разгар таяния, по ним устремляются шумные грязевые потоки. Некоторые из «сухих» рек очень глубоко врезаются в рыхлые вулканические отложения. «Сухие» реки особенно опасны после летних снегопадов и в дождь. Мгновенно вспухающая вода тащит вулканический пепел, глыбы лавы. Начинают обрушиваться подмытые потоком рыхлые берега.
