7.30. Мерзнут руки. Рукавицы вымокли еще вчера, вместо них натягиваю носки. В них трудно держать карандаш. За годы странствий выработалась привычка — писать письма неизвестно кому, писать письма самому себе. Писать ночью и на коротких привалах, писать под землей и в болотах, писать в пургу и в дождь, писать на камне и на прикладе карабина или прямо на ходу — на спине впереди идущего товарища. (Пока писал, отстал, надо догонять.)
8.20. Мы вышли из облаков. Слева скальным зубом сверкает грозный стратовулкан Камень. Древняя катастрофа вырвала его северо-восточный склон и разбросала по огромной территории. Например, базальтовая глыба Амбон величиной с пятиэтажный дом заброшена ею на пятнадцать километров. Взрыв превратил вулкан из правильного конуса в уснувший каменный клык с двухкилометровым отвесом. Этот клык, словно гигантский черно-белый обелиск, сурово сверкает на ослепительно-голубом небе. Жутковато представить себя на его склоне — там сплошные камнепады.
Вышли на ледник. Идем краем его по фирновому полю.
Дышать все труднее. Уже сказывается кислородное голодание. Сейчас мы, наверно, похожи на рыб, оказавшихся на берегу.
Особенно трудно парням из Литвы. Томас на привалах ложится в снег, а мы еще только где-то на высоте 4400 метров. Я пока чувствую себя неплохо, но стоит немного остановиться, мерзнут ноги. Поэтому стараюсь идти медленно — чтобы не отрываться от остальных, но и без привалов.
Иду по-прежнему первым. Сначала все лезли напролом за Робертом, но потом убедились, что за мной идти легче. Я выбираю наиболее пологие и менее камнеопасные участки. А на твердых фирновых снежниках иду зигзагом, осторожно и сильно врубая в фирн сапоги, и остальные идут за мной, как по ступенькам.
Только Томас все еще порывается сократить путь и настойчиво срезает мои зигзаги, видимо, по-своему справедливо полагая, что они в несколько раз удлиняют путь. Но каждый раз, сделав всего несколько шагов в лоб по склону, к тому же не врубая в фирн ботинки, срывается с крутого и скользкого склона и, распластавшись на нем, неуклюже, как пингвин, размахивая руками и ногами, до первого препятствия съезжает вниз. Сколько не убеждаю, что идти зигзагом и врубая ботинки в снег намного легче, упрямо на четвереньках лезет напрямик. Начальник их сначала тоже шел своим путем, а теперь благодарно пристроился мне в хвост.
Роберт пока не перечит мне, и мы идем размеренно, ровно. Стараюсь, чтобы никто не отставал, и испытываю в этом истинное наслаждение. Если на равнине, в тайге с моим плоскостопием мне трудно тягаться с таким ходоком, как Роберт, то здесь, на камнепадах и снежниках, я чувствую себя словно рыба в воде. Все это, а главное — промозглая сырость, которая изматывает морально и физически остальных, привычны мне по пещерам.
Опять поджидаю, когда все подтянутся, — и опять врубаю в фирн сапоги. Но тут начинаются стычки с Робертом. Кратер уже обманчиво близок, и он то и дело порывается вырваться вперед.
— Подожди, не торопись, — уговариваю я его.
— А что ты тащишься, как черепаха, так мы и к полудню не дойдем, а там начнутся камнепады.
—Я иду так, чтобы не отставали остальные. В горах, тем более камнепадных, нельзя растягиваться. Не можем же мы бросить литовцев.
— А какое мне дело до них. Пронянчимся — так и не дойдем до кратера.
Но пока вроде бы смиряется, далёко вперёд не уходит.
9.45. Скоро поравняемся с вершиной Камня. Его высота — 4717 метров. Облака теперь далеко внизу под нами. Верхний слой их представляет собой многоцветную радужную сферу.
Томасу оттирают спиртом ноги. Вымотанный горной болезнью, уходит вниз Алеша Сердюк. Это лишний пример тому, что горная болезнь губит или щадит человека независимо от его физических сил. Ведь, как мы уже успели убедиться на подходе к вулкану, внизу Алеше в выносливости, после Роберта, нет равных, а тут он сдал первым.
Из-за Камня выворачивают новые облака, пеной вскипают вверх, потом разом проваливаются — и под тобой вдруг жутковатая четырехкилометровая пустота. Хочется поплотнее прижаться к склону вулкана и закрыть глаза.
Видимо, мы уже недалеко от кратера: склон местами теплый. Камнепады учащаются — они сходят со склонов не только от наших ног, но и самопроизвольно. Мы потому сегодня и встали так рано, чтобы до того, как начнут таять снега, успеть подняться и спуститься. Потому что с каждым часом каменных лавин будет все больше, а днем, когда выглянет солнце, они будут сплошными.
Прямо от лагеря «3300» идем в темных очках, но совсем не подумали о защите лица, потому что ни разу за все это время не видели солнца. Теперь же поняли свою оплошность: щеки и особенно нос горят нестерпимым огнем.
