— Смотри, какой изумрудный мох!
А это что ни на есть самый обыкновенный, полувысушенный солнцем желтовато-бурый мох.
День — к вечеру. По-прежнему бежим пустынёй, но над нами, наконец-то, чистое небо. И даже видели двух птичек, похожих на трясогузок. Впереди — глыба Амбон с пятиэтажный дом, заброшенная сюда когда-то грандиозным взрывом вулкана Камень и фигурирующая на всех картах, до нее осталось не больше пяти километров. Сразу стало веселее: хотя бы по карте знакомые места и легче идти — плато ровнее, ущелья «сухих» рек шире и положе.
Слева впереди — зеленый вулканчик. Кажется, имени академика Карпинского. Словно родной, потому что мы его видели, когда от Апохончича шли на восхождение.
8.00. Юго-восточнее Амбона еще несколько гигантских вулканических глыб, то ли закинутых сюда взрывом, то ли принесенных лахаром. На берегах сухих водотоков начали попадаться остатки опаленных в 1956 году Безымянным кустарников. Значит, сегодня у нас будут дрова. Пора бы остановиться на ночлег, но нет воды. В поисках ее бежим все дальше от вулканов.
Открылись Ключевской и Камень, черно-синие в окружении тяжелых туч. Замираем в молчаливом удивлении. Куски розовой лавы под ногами. С какого вулкана их притащило? Малиновые вершины Кумроча. Узкие снопы солнца, отраженные вверх от Камня. Бежим от одной сухой речки к другой в поисках воды.
Наконец, нашли. Густо-желтая, с пеплом и песком, почти кисель, но все же вода. Зато здесь нет дров. Сбрасываем рюкзаки, впереди невероятно длинных теней бредем назад, за дровами. Вечером вулканическая пустыня прекрасна. Песок похрустывает под ногами. Над Камнем и Ключевским — величественные темносиние облака, по краям багровые отблески завалившегося за вулканы солнца.
Первые следы, какие мы встретили, следы медведя.
РАКЕТЫ В НОЧИ Студеная ночь, звонкая и тревожная, а с раннего утра — зной. С раннего утра — жажда, но воды в «сухой» реке, на берегу которой стоят наши палатки, уже нет. Она появится в ней — если появится — только после полудня. Как не догадались запастись с вечера! Дно водотока потрескалось — словно такыр.
Старались как можно скорее уйти от снегов — теперь нет спасения от палящего солнца. Пепел и песок разъедают солнечные ожоги на лице. Пробовали смазывать их вазелином, — на него толстым слоем налипает пепел. Делаем на лицо марлевые повязки. Так и идем. Губы покрылись кровоточащими струпьями, даже трудно есть.
Над Безымянным взметнулся огромный столб дыма. Гул и гром.
Роберт на ходу бросает:
— Смотри, все тянул нас туда.
Я отмолчался.
Побежали быстрее, то и дело оглядываясь: земля слегка содрогалась, над Безымянным по-прежнему грохотало. Если бы ни столб дыма, можно бы подумать — гроза.
2.20. Все больше медвежьих следов. Над Безымянным — по-прежнему тучи и гром, на губах — язвы. Где сейчас литовцы? Неужели задержались под Безымянным? Из наших больше других мне пока нравится Алик. Немного ленив, несобран по молодости, но отзывчив. По этой причине ему больше всех достается, на привалах он вроде мальчика на побегушках. Помимо Роберта, им пытаются командовать, разумеется, Валера и даже Саша.
Саше восемнадцать лет. Окончил первый курс педагогического института, далеко не глуп, с ним можно поговорить на самые отвлеченные темы. По этой причине считает себя по нравственному развитию, а значит, и по положению в жизни, по распределению ее благ гораздо выше Алика, Валеры и тем более уж Алеши. Старается не показывать виду, но это так и ползет из него во время его пренебрежительных и покровительственных окриков, когда они, по его мнению, что-нибудь делают или говорят не так. Старается не лезть ни в какие конфликты, тем более в споры с Робертом, пока дело не касается его лично, но если уж дело коснулось его, сумеет постоять за себя и перед Робертом, и перед Валерой и презрительно-насмешливо наблюдает, когда те глумятся над Аликом или Алешей, но никогда не заступится за них. Делает свое дело, но лишнего ни за что не переработает.
2.50. На привале долго искал защитные очки, а они на носу.
4.15. За нами с Безымянного на сопку Зимину пошла гроза. Гроза — большая редкость на Камчатке. Да это же не гроза, а пепловая туча!
Появилась трава.
А через час пошли настоящие травы. Багряные камчатские прерии, скрывающие тебя с головой. Завалы из погибших деревьев. Огромные лавовые останцы среди дремучих трав. Совершенно занемели плечи.
Впереди зеленой стеной темнеет лес. Ветер иногда приносит оттуда запахи влаги. Мечты о богатом водой и дровами ночлеге.
Первые дары тайги — гнус-мокрец. Лезет в глаза, в уши. Чем ближе подходим к лесу — гнуса все больше. Уже сгребаешь его с лица целой горстью. Злорадно улыбаюсь про себя: «Торопились в тайгу — получайте!»
