Жара — знойный ветер с пеплом упругими порывами догоняет нас. Песок скрипит на зубах.
Наконец, впереди блеснула вода.
— Кажется, дошли, — останавливается Роберт, пытаясь растянуть в улыбку черные губы.
— Только не устраивай привал, — умоляю его. — Иначе не встанем.
Последний рывок. Река. На противоположном берегу — молодой лес, сквозь него тянутся к небу корявые щупальца сожженных Безымянным деревьев, а отсюда до него тридцать пять километров. Наконец, кончились эти проклятые «сухие» реки. Мы на берегу настоящей реки — с настоящими берегами, с грязной, но все-таки настоящей водой. Очень тяжелые и жаркие дрова из мертвых стволов каменной березы. От гнуса и воды все страшно опухли. Алеша Сердюк не видит совсем. Моя лампочка теперь, наверно бы, засветилась поярче. А с завтрашнего дня снова начала бы тускнеть, пока мы не пройдем половину маршрута, хотя с каждым днем мы уже все равно ближе к дому.
Ко мне подошел Валера:
— Знаешь, это мой первый поход, когда мне как можно скорее хочется вырваться домой.
Я удивленно смотрю на него.
— Так стремился в него, а теперь вот… Не знаю, почему. Конечно, у меня свадьба на носу, из-за похода отложил, но, наверно, не только из-за этого. То ли вулканы? Неспокойно как-то после них.
В стороне Апохончича в черном небе несколько ракет. Что это? С кем-нибудь несчастье? С литовцами? Но как они могли оказаться в стороне Апохончича? Вернулись из-за какого-нибудь несчастья? Или это ракеты для нас — парни на сейсмостанции боятся, что мы в пургу заблудились на Ключевском?
РЕКА ГОРНО-ТОПОЛЕВАЯ Всю ночь шел дождь. Всю ночь снились мутные сны: в черное небо взлетали зеленые и красные ракеты. Но утром я уже ничего не помнил, кроме этих самых ракет да еще каких-то черных ущелий, из которых мы никак не могли выбраться.
А под утро приснился кусочек детства: на лесном хуторе у деда на завалинке я щелкаю затвором найденной мной за огородами ржавой японской винтовки — там были старые окопы (еще с гражданской войны) и братская могила, над которой не было ни звезды, ни креста, и никто не знал, кто лежит в ней. Прости меня, дед! Я так ни разу и не был на твоей могиле, хотя любил тебя больше других своих родственников. Пока был моложе, дураком был. А позже замотало меня, и я не мог найти времени, а то и денег, чтобы приехать к тебе в березовые перелески. Прости меня! Я никогда не забуду твои глаза в тот последний день: как ты смотрел мне, четырнадцатилетнему, вслед, чуть не силом проводив на охоту, впервые доверив ружье. Мне стало не по себе от этого взгляда, и я не ощутил никакой радости от своей первой охоты, хотя столько рвался на нее, столько безуспешно вымаливал у тебя ружье. Я бродил с ним по серебристым снегам и почему-то не испытывал счастья. Даже наоборот, неосознанная тревога томила меня. Когда вернулся, ты, несмотря на то, что дело было к вечеру, торопливо напоил меня чаем и за десять верст отправил в дорогу, к родителям.
— Иди, иди! Проведай. Что это такое — к родителям не охота. Они, наверно, соскучились.
Я пошел, затаив обиду на тебя, а под утро прискакал взмыленный двоюродный брат — ты умер.
Прости меня!
Но отчасти в этом, наверно, и ты виноват, что я стал бродягой. Что дорога стала призваньем и проклятьем моей жизни…
Свежий след медведя у самых палаток. Оленьи следы на противоположном берегу. Вода в Горно-Тополевой убывает и прибывает внезапными волнами, даже по нескольку раз в минуту. Интересно, чем это объясняется?
Не могу писать — заедает гнус-мокрец, забивает глаза, рот, нос, облепляет руки. Лист записной книжки серый от него. На западе, откуда мы пришли, — синие тревожные вулканы. Сине-розовые тучи на востоке над Кумрочем.
Выстирал портянки, смазал рыбьим жиром сапоги — они порядком поистрепались на вулканах, точнее, их поизъели едкие сернистые вулканические газы. Чуть выше нас по течению — двузубец из слагающих Горно-Тополевую ручьев. В одном ручье вода прозрачная, как слеза, в другом — густо-желтая, струи в Горно-Тополевой долго не смешиваются. Где-то около двузубца должна быть наша тропа — Роберт искал ее весь день, но не нашел.
Несколько раз налетал дождь, не давал просушить выстиранную одежду, но к ночи похолодало, вызвездило. Серебряное кольцо из облаков вокруг кратера Ключевского. Словно кольцо Сатурна. Ложась спать, на всякий случай кладу под бок заряженный карабин.
Сегодня у нас дневка. Саша ушел за реку на охоту. К полудню вернулся с небольшой уткой. Алик дежурит. Валера пересчитывает продукты с помощью полуслепого от гнуса Алеши, который при первом же удобном случае заваливается в палатку подремать.
