Уходя, оставляем на месте лагеря тур из вулканических бомб, прячем в него записку с указанием тропы и остатки неизвестного прибора. Из сухих стволов японской березы выкладываем стрелу-указатель на Медвежий перевал. Складываю в поленницу оставшиеся дрова. Может быть, кому-нибудь все это пригодится. Медведь, ушедший вчера мимо наших палаток вверх но ручью, сегодняшней ночью прошел обратно.
СЕМЬ СУХИХ РЕК Идем среди моря цветов. А еще, не менее красивые, начинающие жухнуть камчатские травы: багряные, желтые, лиловые, фиолетовые больше нигде я не видел таких трав. Красные листья шиповника. Рябина. Камчатская рябина — невысокий кустарник, но ягоды крупнее и слаще наших.
Тропа чуть заметна: здесь, наверно, никто не ходил много лет, — но идти по ней все же легче, чем ломиться напрямик по азимуту.
Завтракаем опять соле-сухарной трухой. А вчера весь день питались ей: ребята с охоты вернулись пустыми. Замочили водой — есть невозможно, одна соль. Разбавили еще водой, добавили гречневой каши. И так весь день: труха с гречей, труха с рисом, труха с яичным порошком. Вздохнули облегченно только сегодня утром, когда в ведре, наконец, появилось дно.
Тропу то и дело теряем. Тогда все ложимся в траву, на ощупь ищем старые следы подков.
Алик постепенно привыкает к походной жизни и нравится мне все больше. В обед и вечером, когда Роберт, бросив рюкзак и не передохнув ни минуты, уходит вперед на разведку, он вместе со мной и Алешей, хоть и с неохотой и после подсказки, идет заготавливать дрова для костра. Валера, как правило, сразу же начинает, глубокомысленно морща лоб, пересчитывать продукты, Саша торопится на охоту, но за все время добыл пока одну маленькую утку, впрочем, другие и этого не добыли.
Отлогими просторными полянами поднимаемся все выше. Шумит под ветром трава. Свежий ветер приятно освежает воспаленное работой тело. И нет гнуса!
У Медвежьего перевала взошли на тундровое плоскогорье. Бесконечные волны изумрудных холмов. Багряные жесткие травы. Безоблачный зной. Ягоды: голубика, морошка, шикша. Самая вкусная из них — голубика. Медведи же почему-то предпочитают горьковатую шикшу.
Весь день идем на дымчато-голубой конус сопки Малой Удиной. Это наш очередной ориентир. Временами она отрывается от тундры и повисает над ней, словно мираж. Никогда не думал, что тундра может быть такой красивой. Никогда не думал, что в тундре можно мучиться без воды. Идем от одной пересохшей реки к другой. На нашей карте это место так и обозначено: «семь сухих рек». Реки есть, есть названия их, но нет воды. Она якобы должна появиться в следующей, в восьмой.
Несмотря на большой груз, хорошо идется. Тайком от Роберта (он безжалостно выбрасывает из рюкзаков все лишнее) положил в рюкзак еще один красивый камень.
К вечеру воздух становится звонким. Вулканы отличаются друг от друга не только высотой и формой, но и облаками, которые ночуют на них. Над Ключевским и Безымянным облака темные, зловещие. Над Удиной — мягкие, голубоватые, прозрачные. Сквозь них пробивается солнце и разбивается на мириады лучей и искринок.
Спасибо тому человеку, что проложил эту тропу. На нашей карте числятся «юрта Плотникова», «база Шанцера», хотя ни юрты, ни базы давно нет. Откуда эти названия?
Люди ушли, может, уже умерли, избы, срубленные ими, сгнили, а названия остались. Жаль, что тропы не называют именами людей, проложивших их.
Хребет Кумроч вдали на востоке — фиолетовый, со сверкающим серебром снегов. Как у Рокуэла Кента. Когда первый раз смотришь на его картины, кажется, что в природе нет и не может быть таких резких и ярких, почти фантастических красок. В камчатской тундре убеждаешься в реальности его картин.
— Я убедился в этом еще на Приполярном Урале, — говорит Роберт.
Лежать в багряных травах среди голубики!
У перевала Саша добыл четырех куропаток. В обед он отказался помочь дежурившему Алику заготовить дров:
Пусть другие займутся. Вон Валера, например…
— А ты чем лучше? — не выдержал Роберт.
— Хватит с меня того, что добываю мясо. Они просто идут себе, а за мясом, прежде чем оно в ведро попадет, побегать надо. Устал я. — Он отошел и лег в траву.
Роберт ничего не нашел ответить, лишь зло сплюнул.
Заготавливать дрова, как всегда, пошли мы с Алешей…
Иду и думаю: «Вечером на ужин у меня возьмут пачку чая и луковицу. Рюкзак убавится еще на сто граммов».
Солнце совсем провалилось за вулканы. Тундра стала коричневой, потом фиолетовой. Резко похолодало. Малая Удина стала черной, Большая — сине-белой, обе Зимины — розовыми.
Чтобы было легче идти — начинаю думать о том времени, когда вернусь домой. Сразу же в баню. Потом в кафе, там обязательно встречу кого-нибудь из ребят.
