— Почему же не взять, возьму.
— Но с нами Стасис. Я не могу его оставить.
— Возьму и Стасиса, — пожал плечами Роберт. — Пусть только не выпендривается.
Донатас и Кястутис переглянулись.
— Если бы не нужно было делить продукты и снаряжение! — вздохнул Донатас. — Ну, ладно, мы еще, наверное, встретимся… — Они уходят явно озадаченные.
Я провожаю их до обрыва к Толбачику. Кястутис рассказывает мне про красивейшие базальтовые скалы-останцы на Плотине:
— Жаль, что ты не видел. Словно параллелограммы, сложенные в поленницы.
— А когда проходили мимо Безымянного, — добавляет Донатас, — ведь мы были от него совсем рядом, когда расстались, — еще ближе, чем тогда думали — из него выбросился столб пепла. Все были, как мельники, от этого пепла. Я сразу вспомнил о тебе. Ведь тебе так хотелось туда.
— И на Плотине не раз вспоминали, — говорит Кястутис. — Как, думаем, он ладит там с Робертом. А вообще не думали, что встретимся.
— Мы тоже не думали. Я очень рад, что мы снова встретились.
— Мы тоже, — улыбается Донатас. — Значит, судьба.
— Жаль только, что снова придется расставаться, — вздохнул Кястутис.
— А может, еще встретимся, маршрут-то один. А что, если на самом деле вам пойти с нами?
— Надо делить снаряжение, продукты. Да и вряд ли Роберт возьмет нас, хоть и говорит, — нахмурился Кястутис.
Выстрел.
— Это Стасис, — Донатас поднял двустволку и выстрелил в небо. — Давай подождем его здесь.
Но вместо Стасиса через полчаса на поляну вышел «вождь» Витаутас с воинством, исключая тех, что еще после Апохончича, не выдержав восхождения на Ключевской, вернулись в Ключи.
— Привет! — сказал Томас и крепко пожал Роберту руку. — Не скучно было без меня?
— Скучновато.
—Я так и думал. Сколько идем — ни одного оленя.
Наверно, ты их всех перестрелял. Хотя бы одного оставил, чтобы посмотреть…
И только потом появился Стасис. Все рады встрече, хотя и по-прежнему обмениваются колкостями, только Витаутас, кажется, не в восторге. Делает вид, что тоже рад, но чувствую, что она ему — кол в горле. Мне кажется, он боится, что эта встреча еще больше развратит дисциплину в его группе, а виноваты в этом прежде всего якшающиеся с нами Донатас и Кястутис: свободные художники, они не очень-то привыкли подчиняться строго регламентированному походному порядку. Но дело, видимо, не только в этом, ведь парни- то они, в общем-то, неплохие. И мне немного жалко его.
Роберт тем временем, шныряя по долине, обнаружил в роще японской березы лабаз оленеводов-коряков — шалаш, поднятый от медведей на столбы: мука, соль, сахар, махорка, папиросы, всевозможная зимняя одежда, нарты, приставленные к деревьям.
В одном из тюков Роберт нашел праздничный корякский наряд, моментально вырядился в него, чтобы пофотографироваться, носится по поляне в каком-то диком танце. Вслед за Робертом на лабаз полез Валера. Глаза загорелись, руки заторопились по тюкам с продуктами.
— А ну не трогай! Слезай! — не выдержал я.
— Продукты же надо пополнить, — искренне удивился он.
— Слезай! Не для тебя их припасали.
— Я же не для себя. Для всех. Чуть возьмем, они и не заметят.
— Слезай, говорят! — Искоса слежу за Робертом. Если он поддержит Валеру, мне будет трудно предотвратить грабеж.
— А ну слезай, Валера, — мягко поддерживает меня Кястутис. — Нехорошо так.
И Роберту ничего не остается, как прикрикнуть на Валеру, тот с неохотой спускается вниз.
Дальнейший наш путь, как и литовцев, — к Оленьим озерам. К моей радости, наши «вожди» решили идти до них вместе.
Иду между Донатасом и Кястутисом. И как и не бывало прежней некоторой натянутости, что была после стычки Роберта со Стасисом.
ЧТО ЗДЕСЬ СЛУЧИЛОСЬ? КОГДА? Роберт все-таки любит повыпендриваться. После лабаза, как и договорились, шли с литовцами долиной Левого Толбачика. Не предупредив меня, втихомолку потащил ребят наверх, в тундру, чтобы, как и у кратера Ключевского, оказаться у Оленьих озер раньше литовцев: вот, мол, мы какие. В результате мы разошлись, я остался с литовцами, а у меня палатка, Роберт и Валера на ночь остались без крыши. А встретимся ли вообще?
Вечереет. Опять кедровый стланик. Продираемся через него звериной тропой по свежему медвежьему следу. Он до того свеж, что видно, как поднимается примятая медведем трава.
Донатас:
— На Саянах, на лесоразработках, я, дурак, ранил картечью медведя. Приятно же потом будет похвалиться: медведя сам убил. После этого он почти месяц не давал покоя, преследовал нас.
