— Вот что, хватит! Хочешь перчить — перчи в своей чашке!
— Что?
— Что слышал.
— Уж больно в речах ты стал смелый. Застрелил несколько полудохлых куропаток, так думаешь, теперь тебе все можно?
— Я не хочу загибаться из-за твоего выпендривания. Хочешь перчить — перчи в своей плошке, а в общий котел больше не лезь.
Я поддержал Сашу.
Наткнулись на старые, полусгнившие чумы, нарты — у небольшого озерца. Человеческие кости. Что здесь случилось? Когда? Полвека? Десять лет назад? Голод? Эпидемия?
Несколько минут молча стоим над полусгнившим становищем. Бежим дальше. И все еще перед глазами изорванные чумы, человеческие кости у старого костровища.
Это место на нашей карте помечено: «Группа озер».
— Может быть, остановимся где-нибудь около этих озер? Тоже оленьи, — предлагает Донатас. — Место хорошее.
— Нет, — говорит Роберт. — По графику мы сегодня должны дойти до Оленьего озера.
— Место уж больно хорошее.
— Ну и что?
— Сколько вам нужно пройти за этот поход-то? — спрашивает Роберта Стасис.
— Примерно четыреста пятьдесят километров, — раскладывая карту, машинально ответил Роберт.
— Точно, вам надо было отмерить круг вокруг своего города и набегать по нему четыреста пятьдесят километров. — Стасис не знает, что без него уже еще раз пускали в ход эту злую шутку.
— Да? — оскалился Роберт. — Что вы все выкобениваетесь? Не нравится — катитесь! Ставьте палатки и оставайтесь. Что, я вас тащу, что ли? У вас есть свой начальник, вот перед ним и выкобенивайтесь. Ишь, интеллектуалы нашлись, белая кость. Я вас силом не тащу.
— Ну, зачем же так, — попробовал смягчить Донатас.
— А как же? Вы будете выкобениваться, а я должен терпеть?
Донатас по-литовски опять что-то выговаривает Стасису, но на этот раз уже зло.
В чем-то я согласен со Стасисом: можно пробежать рысью всю Камчатку — и ничего не увидеть, но сейчас я полностью на стороне Роберта: продукты распределены строго по дням, и каждая задержка нам будет очень дорого стоить. Просто не все литовцы еще в полную меру представляют все трудности нашего будущего пути, что за всю дорогу у нас не будет ни одного населенного пункта и что пока непонятная им строжайшая экономия продуктов, введенная Робертом в нашей группе, — не очередное его выпендривание, а жесточайшая необходимость. К тому же, если посмотреть на все это с другой стороны: всю жизнь можно рассматривать в окно одну улицу, одни горы, одних людей, полных счастья, горя, потерь, — и тоже ничего не увидеть.
Мне эта стычка неприятна еще и потому, что после нее вряд ли Донатас с Кястутисом попросятся к нам в группу, а Роберт возьмет их.
И вновь бежим среди небольших тундровых озер, берега которых избиты оленьими копытами. Тундра качается под ногами гигантскими волнами, на коротких привалах ложимся в голубику, я рассказываю Кястутису о пещерах Урала, а он мне — о Польше, Исландии.
— А еще где ты был?
— В Чехословакии, Венгрии, Румынии, Финляндии… Ну, и по стране поколесил.
— Как много ты успел объехать, — говорю я с завистью.
— Много? Не так уж много. Впрочем, да. Старался больше ездить. Нет, не для поисков впечатлений. Я не думаю, что это мне много дает для работы. Просто дороги не дают успокоиться. В дороге немного отдохнешь от работы, осмотришься. И вновь появляется тоска по работе. Устанешь за год, перестанешь верить в себя, приходит отчаяние, хочется все к черту бросить, а в дороге все это проходит.
— А как дома к этому относятся? — осторожно спросил я.
— Дома?.. Как дома?..
— Ты женат?
— Нет, не женат.
— А родители?
— Они живут отдельно. Старенькие уже.
— А Донатас женат?
— Донатас женат. У него двое детей. Ему сложнее. Надо кормить семью. Приходится брать случайные заказы. Заниматься халтурой. А куда денешься? Поэтому я, может, и не женюсь, — улыбнулся он…
После одной из волн мы вроде далеко опередили остальных. Но кто-то пробирается через стланик впереди нас.
— Кто это обогнал нас? — удивленно спрашивает Кястутис.
— Наверно, Донатас. Он шел где-то рядом.
Кястутис продолжает рассказывать мне о Франции. Мы уже догоняем Донатаса. Я вижу, как гнется под ним стланик. Впереди нас небольшая поляна, на ней он, конечно, подождет нас. Кястутис рассказывает о Монмартре, я чуть не заглядываю ему в рот и выбираюсь на поляну спиной. Вдруг лицо Кястутиса вытягивается. Я оглядываюсь: метрах в двадцати от нас огромная медведица с тремя медвежатами. Один годовалый — пестун, двое маленьких. Эти двое стоят на задних лапах и удивленно рассматривают нас. Ружей у нас нет. Бежать через стланик — бессмысленно. Остается стоять на месте и ждать.
