Медведь, прошедший вчера мимо наших палаток вверх по реке, прошел обратно.
Роберт всю ночь ворочался, мы спим рядом. Потом вскочил, схватился за стойку палатки:
— Загребай влево. Загребай. Камни.
Это все Шумная гремит за палаткой, и ему, видимо, приснились пороги из какого-то прошлого похода, и мы на плоту.
В ТИСКАХ ПРАВОГО ТОЛБАЧИКА Тундра под нашими ногами неожиданно обрывается. Внизу, на стометровой глубине, ревет река. Это Правый Толбачик, который на самом деле левый.
Смотрим на него сверху. Все ущелье затянуто лесом, ни единой полянки. До самой вершины лесом покрыт и хребет, через который нам нужно переваливать в долину реки Щапины. Словно здесь начинается совсем другая страна.
По очень крутому и скользкому травянистому склону скорее не спускаемся, а сползаем вниз. Сразу попадаем в стелющиеся дебри каменных березы и ольхи. Продираться сквозь них очень трудно.
Короткий привал. Торопливо приваливаюсь — чуть не распоров себе бок о, словно железный, сук — к стволу первой попавшейся каменной березы. Сколько мы уже потеряли сил из-за ее тяжелых корявых ветвей-щупальцев. Сколько идем, не видел ни одной каменной березы хотя бы с относительно прямым стволом — все искручены, изверчены.
Как я читал где-то, каменная береза из всех разновидностей берез наиболее близка к древнему исходному виду. Живет пятьсот-шестьсот лет, когда обычная современная береза — от силы восемьдесят — сто пятьдесят лет. Почему все древние деревья жили в несколько раз дольше, чем современные, например, та же секвойя?…
Пятьсот-шестьсот лет! Я пощупал шероховатый корявый ствол. Эта береза или тот тяжелый чурбак, который молчаливо и жарко горел вчера в костре, могли жить еще в XIV, XV веках. Боже мой, что здесь было тогда? Ничего. Тишина…
А что тогда вообще было в мире? Только что кончились кровавые крестовые походы. Шла Столетняя война. Шло много других войн. Татаро-монгольское нашествие… Андрей Рублев — трагический гений, родившийся раньше своего времени. А почему раньше? Может быть, наоборот, век отстал от него. Другой трагический гений — Леонардо да Винчи. Недавно в США по его чертежам построили самолет, и он полетел. Но почему он уничтожил чертежи многих других своих великих изобретений? Боялся, что они будут использованы в целях войны?.. Неужели уже тогда перед учеными вставали такие проблемы?.. Микеланджело, Тициан, Рафаэль, Жанна д, Арк. Учреждение инквизиции в Испании. Открытие Америки Колумбом. Коперник. Возникновение государства инков…
Но все это было страшно далеко, все прошло стороной, а здесь была тишина. Только вулканы время от времени будили ее.
Пятьсот-шестьсот лет назад. Как это мало, если считать время геологическими категориями. И как это много для человека. Не только для человека, для человечества. Сколько поколений за это время ушло в Лету! Сгорело в войнах. Насколько мы повзрослели за это время? И повзрослели ли? Может быть, повзрослели, но стали ли хоть чуть-чуть добрее за эти шесть веков?
А какая-то букашка живет всего день, и, может, для нее наша жизнь по продолжительности — что для нас жизнь шестисотлетней каменной березы. А еще есть микромир. И может, для каких-то представителей его наша жизнь — что для нас жизнь Вселенной. И они за это ничтожно мизерное время успевают прожить столько же, сколько и мы.
Так, может, как это ни парадоксально, чтобы как- то продлить нашу короткую жизнь, надо жить быстрее? Обгоняя время, как бы замедлять его. Торопиться, жить риском. Это как в прыжке с парашютом: говорят, в то короткое время, пока не раскрылся парашют, успеваешь перебрать в памяти почти всю жизнь, как бы заново проживешь ее, втиснешь всю ее в несколько мгновений. Может, поэтому всю жизнь и надо жить риском — тогда она, скорее всего, будет короче, но в то же время и длиннее.
Впереди, куда мы идем — за озером Кроноцким, за вулканом Крашенинникова, в истоках реки Шумной (другой Шумной, берущей начало в гигантской вулканической кальдере Узон… Когда-то река начиналась в ином месте — на склонах вулкана Кипхиныч. После сравнительно недавнего прорыва кальдеры, в которой в последнее время было громадное озеро, стометровый водопад обрушился в долину. Речка, начинающаяся под Кипхинычем, теперь стала лишь скромным притоком новой реки, впоследствии она была названа Гейзерной) есть роща из каменной березы. Таких рощ на Камчатке видимо-невидимо, но почему-то именно о ней существует корякское предание. Недалеко от Карымского вулкана, до которого от этих мест напрямую около двухсот пятидесяти километров, в далекое время было большое стойбище. Но вздрогнула земля, взорвалась вершина вулкана, поднялась черная туча и сожгла стойбище. Все превратилось в пепел: и юрты, и люди. Большой ветер поднял пепел и понес на северо-восток, к океану. Но до берега пепловая туча не дошла, потому что ветер вдруг перестал. Стало тихо-тихо. И тогда пепел начал сыпаться с неба на землю. Там была голая, каменная равнина. Вся она покрылась слоем пепла сожженных вулканом людей. И потом на этот пепел ветер принес семена березы. И вырос страшный кривой лес. Потому что деревья впитали в себя последние мученья людей. И ветви их, как руки, что просят о помощи…
