Михаил Чванов

Повесть Я сам иду на твой костер… Из камчатских тетрадей 

Передо мной сидел человек, много повидавший на своем веку. За его плечами были трудные дороги: Север, Сибирь, горы Средней Азии, война, человеческая несправедливость, болезни, потери товарищей. Он говорил медленно и скупо, он знал цену словам, он привык говорить фактами, он считал, что сказал мне очень много, а мне нужны были нюансы, детали. И, чувствуя это, Афанасий Иванович сказал на прощанье:

—  Вот подождите, встану на ноги — и мы найдем этот дом.

Я не стал дожидаться выздоровления Афанасия Ивановича, как-то вечером пошел по улице Карла Маркса с единственной целью: попытаться найти дом, в котором жила сестра Генриха Фридриховича Лунгерсгаузена Ирина Фридриховна, в котором часто бывал он сам и в котором еще могли жить люди, близко знавшие его. Я знал, что моя затея наивна, но под предлогом вечерней прогулки все-таки пошел. Медленно поднимался от вокзала вверх на гору, внимательно всматривался в каждый дом — и вдруг по какому-то наитию на углу улицы Карла Маркса и бульвара Ибрагимова сказал себе: «Вот этот дом!» Самое странное, как потом оказалось, я не ошибся.

И вот однажды в ветренный и сырой мартовский вечер я постучался в квартиру номер четыре этого дома, в которой теперь живут дочь Ирины Фридриховны Елена Павловна и ее муж Илья Петрович Горбуновы. Еще с порога увидел на стене мужской портрет. Сразу догадался — его! Рядом видавшая виды полевая сумка — его? А потом передо мной разложили его письма, документы, стихи, альбомы экспедиционных фотографий. Я понял: память о нем здесь свята.

Лев-Генрих Фридрихович Лунгерсгаузен родился 20 августа 1910 года в городе Данкове (на Рязанщине), в семье профессора геологии Фридриха Вильгельмовича Лунгерсгаузена. Когда Лунгерсгаузены попали в Россию, сейчас судить трудно. По крайней мере еще прадед Генриха Фридриховича родился уже в России.

Генриху Лунгёрсгаузену не было и пятнадцати лет, когда он под руководством отца, который в то время работал в Белорусской сельскохозяйственной академии, начал вести геологические исследования.

—  Мама все время удивлялась, что он стал геологом, — говорила мне дочь Ирины Фридриховны, Елена Павловна. — В детстве он был очень тихим, застенчивым. Словно девочка. Чуть ли не до десяти лет в куклы играл. Соберутся ребятишки в набег на соседний сад. Свой есть, а в чужой интереснее. Мама заводилой была, все девчонки пойдут, а он — ни в какую. Против него мама настоящим сорванцом была.

Первая его серьезная научная работа «К вопросу о простирании северно-белорусских конечных морен и о возрасте белорусского лёсса (4)», написанная в двадцать один год, была опубликована в сборнике Академии наук Украинской ССР. Этой работой студент Киевского горно-геологического института, который, кстати, он закончил всего за полтора года, заявил о себе как о талантливом ученом-исследователе. Неслучайно, что следующая его работа всего через год была опубликована в «Трудах комиссии по изучению четвертичного периода» Академии наук СССР.

До 1941 года Генрих Лунгерсгаузен работал в Белоруссии, на Украине, в Молдавии, проводя геологическую съемку, геоморфологические и палеогеоморфологические исследования. В 1939 году одна из его работ, посвященных геологии Подолии, была отмечена первой премией на конкурсе молодых ученых Украины. В то же время им была написана кандидатская диссертация по строению древних толщ Донбасса, которую, не по его вине, он смог защитить, только в 1946 году и о которой тридцать лет спустя напишут: «Высказанные им идеи о тектоническом строении Украины и Большого Донбасса после продолжительной проверки временем положены в основу современных тектонических построений». В этом же 1939 году Лунгерсгаузена пригласили на работу в Академию наук Украины. Об авторитете молодого ученого говорит тот факт, что том «Геология Украины» в многотомном издании «Советской геологии» более чем наполовину был написан им. В 1941 году — еще более солидное приглашение: в Советскую секцию Международной ассоциации по изучению четвертичного периода, которая находилась тогда при Всесоюзном геологическом институте в Ленинграде.

Но проработал Лунгерсгаузен в Ленинграде недолго. К нему даже не успела переехать из Киева жена — он женился незадолго до этого, — как началась война…

Война поставила перед геологами неотложные задачи по расширению минерально-сырьевой базы в глуби страны, и уже в октябре 1941 года Лунгерсгаузен направлен на большую производственную работу на Урал, в Башкирское территориальное геологическое управление.

Я снова пошел к Афанасию Ивановичу Демчуку.

— Мы ведь еще в Ленинграде с ним вместе работали, — опершись на клюку, рассказывал он. — Войну он переживал очень тяжело. Сначала никак не верил в зверства немцев на оккупированной территории. Хотя он и был немцем, но имел очень относительное представление о тогдашней Германии. Для него Германия была страной Гете, Гейне, любимыми композиторами были Бах, Бетховен, а тут вдруг… А потом из Киева пришло известие о смерти жены, погибла во время бомбежки. Больше, как вы знаете, он так и не женился. И предпочитал не говорить на эту тему, хотя был любим — и не одной женщиной… Я знал прекрасную женщину, которая ушла из-за него от мужа, очень хорошего и обеспеченного человека. Но они так и не стали мужем и женой. Впрочем, я знал еще одну женщину, что тоже из-за него ушла от мужа. Но там все было сложней. Было что-то в нем, что женщины привязывались к нему раз и навсегда… В Уфу он приехал худущий, с провалившимися глазами, ведь в Ленинграде к тому времени уже знали, что такое бомбежки, артиллерийские обстрелы, смерть, голод…

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top