Предо мной одно из стихотворений — случайно сохранившийся лист бумаги,— и я словно вижу перед собой их автора, Генриха Фридриховича Лунгерсгаузена:
Венеция. Соленый запах моря.
Томительный рассвет. Цветные паруса.
Казненного фальери призрак черный
На мраморной стене дворца.
Под вечер — золотая пыль. Огни святого Марка.
Крылатый лев, держащий щит.
Шум голубиных крыльев. Сумрачные арки.
И гулкие шаги на древних мостовых.
Забава и печаль. И грусть веселых масок.
И карнавальный блеск. И плачущий паяц.
И пышный Тициан. И вкус восточной сказки
В оправе тусклой будничного дня.
В капризном лабиринте улиц —
Печать веков.
И жизнь, и сон —
Все вместе сплетено в слепящий синий узел…
С залива ветер. Смутный шелест волн.
Усмешка на губах. Старуха над гаданьем.
И обещанье ждать.
И все — обман и бред…
Скользят, как тени, быстрые желанья,
Стократно отраженные в воде.
О бог Венеции, даруй мне ночь!
Бросаю перстень в темный малахит канала,
Как в терпкое, как в пьяное вино
В сверкающем стекле в венецианском.
Благословенна будь, ночь случая и лжи!
Я обручаюсь с ней утерянным кольцом.
Быть может, на заре свой круг закончит жизнь —
Я обещаюсь не тужить о том.
Вот и рука. И рядом — жадный рот.
Излом бровей Пьеро и губы Коломбины.
Ну что ж, пусть Коломбина, пусть Пьеро,
На все я соглашусь в греховной викторине.
Скорей идем! Ведь ночь не ждет.
И я не в силах ждать, и жизнь летит, как песня.
Так сбрось же маску и лицо открой,
Лукавый арлекин, безумной ночи вестник!..
…Толчок. Холодный дождь. Почти пустой автобус.
За стеклами унылые дома.
Чужой — насмешливый, усталый голос:
«Вставай, приятель, выходить пора!»
19 декабря 1964 года Целые циклы стихов: «Север», «Восточные рисунки», «Весна», «Песни о Маугли». …Маугли. Этот образ Генриху Фридриховичу был почему-то особенно дорог. Он сопутствовал ему всю жизнь. Мне удалось найти наброски его еще детской поэмы о Маугли. Мысли о Маугли, стихи, посвященные Маугли, можно встретить в записных книжках Генриха Фридриховича последних лет его жизни…
Во время одной из наших встреч Афанасий Иванович Демчук говорил:
— Я считал, что он никогда не был в Средней Азии, разве что проездом. Сам то я ее отлично знаю. Там начинал работать. Но когда прочел цикл его стихов о Самарканде… Такое знание Востока, его истории, обычаев, природы! Словно он там и родился.
Сам же Генрих Фридрихович так — печально и строго — определил свое поэтическое творчество:
Мне поздно подражать кому-нибудь. Ведь вечер рядом.
И все мои слова — хоть бедны, но мои.
Как я уже цитировал выше, «Г. Ф. Лунгерсгаузен известен своими исследованиями в самых разных областях геологии. В каждую из геологических отраслей он внес значительный вклад, во многом содействовал их развитию». Но все же особое внимание Генрих Фридрихович Лунгерсгаузен уделял вопросам геоморфологии (науки об образовании и развитии современного рельефа Земли) и палеогеоморфологии (науки, изучающей рельеф земной поверхности минувших геологических эпох). В геоморфологии и палеогеоморфологии он видел не только сегодняшний, но и завтрашний день геологической науки.
Вопросам геоморфологии и палеогеоморфологии были посвящены еще его первые работы — в 1930—1933 годах. Особенно же много он уделял внимания этим наукам о Земле, работая на Южном Урале, в Башкирии. Только в Уфе, в фондах геологоуправления, хранятся несколько его фундаментальных работ по этим вопросам, таких как «Геоморфология Башкирского Приуралья», «Материалы по палеогеографии западного склона Южного Урала», «Краткий геоморфологический очерк западного склона Южного Урала» и многие другие. Он — один из авторов-составителей Геоморфологической карты Урала.
И совсем не случайно, что первое Всесоюзное геоморфологическое совещание, одним из инициаторов которого, как заместитель председателя Геоморфологической комиссии Отделения наук о Земле Академии наук СССР, он был (председатель — академик И. П. Герасимов), состоялось в Уфе зимой 1967 года. Как свидетельствуют документы, совещание «продемонстрировало важное научно-теоретическое и практическое значение палеогеоморфологических исследований ведущихся в нашей стране, их большой рост и правомерность выделения палеогеоморфологии в качестве самостоятельной науки среди комплекса наук о Земле. Уфимское совещание по существу констатировало оформление этой науки и наметило конкретные меры по дальнейшему развитию палеогеоморфологических исследований в СССР».