Михаил Чванов

Повесть Я сам иду на твой костер… Из камчатских тетрадей 

— Я еще утром хотел сказать тебе, а потом забыл: где-то сравнительно недалеко отсюда должно находиться место, где после кораблекрушения зимовал «со товарищи» Федот Алексеевич Попов. На реке Никулке. Сейчас посмотрим карту…

— Это который плыл с Дежневым и потом открыл Камчатку?

— Да. Иначе его еще называли Федот Алексеев Холмогорец. Потому что он был из Холмогор, родины Ломоносова… Да точно — недалеко, на запад отсюда. Вот она, Никулка, как и Шапина, приток Камчатки… Я вот часто думаю: что их, первых землепроходцев, влекло в дорогу, хотя они, конечно, тоже не были первыми. Ну, понятно, Попов и Дежнев искали новые соболиные и прочие доходные места, разумеется, они плыли не от нечего делать. Но все же, мне кажется, как ты уже говорил, было что-то еще, что тянуло их в дорогу. Ведь даже экспедицию-то они, как и мы вот, снарядили на собственные деньги. Перенаселение им тогда, наверное, еще не грозило. Вот мы идем месяц, не встречая человека, и чуть ли не считаем себя героями. Что мы надолго оторваны от мира. И уже тоскуем без него. Уже рады бы вырваться отсюда. А в то время не было никакой почты, а если и была, то письма шли даже не месяцами, а годами. Люди уходили на год, два, десять, и никто ничего не знал о них. Уходили, словно в небытие. А у них были семьи, которые не знали, ждать или не ждать? Как узнавали о их смерти? И о чем думал этот Федот, живя вот здесь? Тосковал ли по дому? Или тогда все это было не так остро? Что за люди были с ним?

— А куда прибило тогда Дежнева? Знаю, что к Чукотке, а точно…

— Часть кочей Попова пропало без вести. По некоторым сведениям, они пристали к Аляске — потом там находили русские поселения. Дежнева же прибило где-то в районе Олюторского полуострова. Оттуда они, бросив все, добрались до Анадыря. Вот послушай еще отрывок из его челобитной. Я помню его наизусть и каждый раз не могу читать без волнения: «И в прошлом же во 157-ом году, месяца сентября в двадцатый день, идучи с Ковымы-реки морем на пристанище торгового человека Федота Алексеева чухочьи люди на драке ранили, и того Федота со мною, Семейкой, на море разнесло без вести, и носило, меня Семейку, по морю после Покрова Богородицы всюду неволею, и выбросило на берег в передний конец за Анандыр-реку. И было нас на коче всех двадцать пять человек, и пошли мы все в гору, сами пути себе не знаем, холодны и голодны, наги и босы. И я шел, бедной Семейка, с товарищи до Анандыры-реки ровно десять недель и пали на Анандыр-реку вниз близко моря, и рыбы добыть не могли, лесу нет, и с голоду мы, бедные, врознь разбрелись. И вверх по Анандыре пошло двенадцать человек, и ходили двадцать ден, людей и аргишниц, дорог иноземских не видали и воротились назад, и, не дошед за три днища до стану, обначевались, почали в снегу ямы копать…» Тут я кусок не помню, а дальше: «…а осталось нас от двадцати пяти человек всего нас двенадцать человек, и пошли мы двенадцать человек вверх по Анандыре-реке…»

— Половина погибли.

— Погибали тогда просто. Впрочем, погибают всегда просто. Но погибали больше те, я имею в виду не только этот случай, кто не верил в возвращение. Погибали от тоски, от душевного истощения. Вот был такой случай, то ли в; семнадцатом, то ли в восемнадцатом веке. Кажется, все-таки в восемнадцатом. Поморская ладья недалеко от Шпицбергена промышляла китов и моржей. На обратном пути ладью затерло льдами. Штурман и трое матросов пошли к ближайшему острову посмотреть избу, которая должна была быть там, — чтобы перезимовать. Избу нашли. Переночевав в ней, пошли обрадовать товарищей, но ни судна, ни товарищей не было… Так вот эти четверо прожили на острове шесть лет и три месяца. От цинги пили настой из трав. Лишь один сох на глазах — но не от болезни, а от тоски, и на шестую зиму умер. Представляешь: шесть лет! Ты смог бы? Я — нет. И все шесть лет надежда не покидала их. А может, равнодушие? Нет, не может быть. И не было у них проблемы психологической несовместимости. И когда их случайно подобрал корабль, старший из них, штурман Алексей Инков, от радости не забыл даже забрать с собой песцовые шкурки, что накопил за шесть лет. На вырученные деньги завел новый карбас, рыболовные сети, жене справил богатую шубу…

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top