Несмотря на то, что прошли сегодня очень мало, Роберт решил встать здесь на ночлег. С трудом нашли место для палаток. После нескольких дней впроголодь объелись рыбой, даже подташнивает.
Среди ночи проснулся от холодного сна: война, бомбежка, мать в чине полковника какой-то эвакослужбы. За брезентовой стенкой угрюмо ревет поток. Выбрался из палатки в надежде увидеть небо, но неба не было, его закрывали деревья и глухие стены ущелья, — сколько ни крутил головой, не нашел ни одной звезды. Был сплошной мрак, и в нем мимо меня ревел мертвый и белый от пены равнодушный поток.
Стал раздувать угли в костровище.
Из другой палатки выбрался Кястутис.
— Что не спишь?— спросил я его.
— Приснился плохой сон. Началась война.
— Ты что? Мне тоже.
— Да?
— Да.
—Мы разожгли костер побольше. У него легче. К костру выбрался Донатас, потом Роберт:
— Не спится. Снится какая-то хреновина. Война.
— Молча сидим вокруг огня. Даже всегда циничный и насмешливый Роберт мрачен. Наш транзистор молчит. Лучше бы не встречать этих охотников из Щапино. Ребята молча разбредаются по палаткам. Я остаюсь у костра. Все равно не уснуть. Белый ревущий поток рядом с костром. Предчувствие, что там, в большом мире, что- то случилось. Неужели потому с самого начала пути меня так тянуло туда?
Скорее бы пришло утро, чтобы поскорее тронуться в путь, чтобы поскорее выбраться из этого проклятого ущелья. Может, там что-нибудь будет ясно.
К КИЗИМЕНСКОМУ ПЕРЕВАЛУ Идем вверх по Поперечной мимо вулкана Кизимен к Кизименскому перевалу. С берега на берег, цепляясь за кусты. Скользкие прижимы-непропуски. Кизименский — наш предпоследний большой перевал. На одном из непропусков я сорвался в воду, разбил колено.
Непропуски сменяют черные сыпучие стены из вулканического пепла. Поэтому идем прямо по руслу потока — перепрыгивая с камня на камень, уткнувшись глазами в стремительно несущуюся зеленую воду. От этого немного кружится голова. И опять больно срываюсь со скользких и шатких глыб в ледяную воду.
Кястутис тронул меня за плечо:
— Смотри — сова.
Я поднял голову: метрах в пятистах от нас вверх по реке в боковом ущелье стояла огромная каменная сова.
Выбравшись на сухие валуны посреди потока, мы долго любовались ей, а Роберт пометил на своей карте безымянное ущелье ущельем Совы.
— Надо же,— говорит Кястутис. — Не слепое подражание натуре, как в примитивных гипсовых поделках, а мысль, движение, образ. Даже трудно поверить, что это создала природа.
Но потом, по мере того, как подходили ближе, Сова постепенно теряла свои очертания, а когда мы прошли мимо и поднялись выше, превратилась в обыкновенный серый утес.
Развилка потоков, слагающих Поперечную. Налево пойдешь —…? Направо пойдешь —…? Роберт уверенно поворачивает в правое ущелье. Какое все-таки у него чувство ориентации!
Опять сеется дождь. Мощный оползень, запрудивший ущелье. Поднимаемся по нему вверх. Сыпятся камни, только увертывайся. Сорвался Кястутис. Бессильный чем-нибудь помочь, смотрю вслед. Пролетел метров двадцать. Обошлось: ободрал руки и спину. Всю дорогу ему не везет. У меня болит разбитое колено. Впереди — остроконечные скалы-шпили, обрамленные желтыми и багряными мхами и лишайниками. Здесь мы снова вышли к снежникам. Скользим и спотыкаемся по ним.
Медленно ползущие к перевалу, в туман, по золотым мхам тени. Даже желто в глазах. Еще немного, и придуманная мной несуществующая лампочка затеплилась бы ярче — на перевале будет половина нашего пути. Только что там сейчас? Скорее бы дойти. Или хотя бы встретить кого-нибудь.
По приезде домой нужно будет чинить зубы…
Нет больше рыбьего жира, который спасал меня, съели, сапоги истрепались — больше некуда, совсем разваливаются. Не успеешь починить сапоги — рвется штормовка, а сегодня еще зацепил за сук карманом рюкзака. А силы иссякают. Уже трудно идти далее с нашими полупустыми рюкзаками.
На перевале (2000 метров) — снежники и ледяной ветер. Справа вверх, в туман и пургу, уходят неожиданно снова появившиеся перед нами черно-белые склоны Кизимена, хотя мы вроде бы уже давно прошли мимо него. Серой волной, перекатываясь с увала на увал, путь нам стремительно пересекают горные бараны. Роберт, бросив рюкзак, с карабином потянулся за ними. Откуда в нем столько силы? Бесполезно — сплошной туман, лишь слышал, как впереди под ними сыпались камни. I
Алеша Сердюк, воспользовавшись внеплановым привалом, спрятался за уступ скалы, ткнулся боком в мох. Замечаю, что болезненно извивается спиной. Подхожу:
— Что, Алеша?
— Да спина немного болит, — виновато говорит он.
— Пока иду по ровному месту, ничего. Но стоит долго пойти в гору, ее начинает ломить, сводить судорогами.
