Михаил Чванов

Повесть Я сам иду на твой костер… Из камчатских тетрадей 

Обедаем, спрятавшись от ветра за камень. Мерзнут мокрые ноги. Переобуваюсь.

— Зря,— предупреждает Кястутис. — Спустимся с перевала и снова по реке, с берега на берег. Вымокнешь. Нечего будет надеть на ночь. (Так и было.)

У Сердюка что-то со спиной,— говорю Роберту, когда мы рядом взваливаем на спины рюкзаки.

— Опять?

— А что, было уже?

— На Ключевском. — Роберт явно недоволен. — Из- за этого он и не дошел до кратера. Скрывает. Когда собирались в поход, спрашивал его: «Сможешь?» Он говорит: «Смогу, все прошло»… Сердюк, как ты там? — обернувшись, зло крикнул он.

— Ничего.

— Как спина?

— Ничего.

— Тогда трогай! — уже поласковее крикнул Роберт, повернулся ко мне: — У него три ножевые раны в спине. По молодости и простоте душевной полез кого-то защищать, вот и заработал. Задели легкие. Месяца три в больнице валялся… Валера! Немного разгрузи Сердюка. Почему у него самый большой рюкзак? Опять химичишь?

— Он Сердюку вчера из своего рюкзака что-то переложил, — сказал Алик.

— Чего ты суешься? — огрызнулся Валера. — Ты видел? Зануда!

— Заберешь, что положил. Понял?! — цедит Роберт сквозь зубы. — Часть Алику вот дашь, раз он такой заботливый.

— Алик не рад, что проговорился.

— Но ты же сам говорил: «У хорошего завхоза другие несут, а плохой — сам», — канючит Валера.

— Я тебе сказал: разгрузишь!

— Саша довольно улыбнулся.

— Что лыбишься?! — взъелся на него Валера. — Возьмешь у Сердюка часть груза!

— Сам возьмешь.

— Саша взвалил на спину свой рюкзак и, не оборачиваясь, пошел вперед.

Уходим с перевала. С тоской в последний раз оглядываюсь, на необыкновенно красивые, несмотря на сырой пронизывающий ветер, обрамленные багряными и желтыми лишайниками скалы, на Кизимен. Придется ли когда-нибудь побывать у его гудящего кратера?

Но тут же вспоминаю про оставшееся позади ущелье с тяжелыми снами — и тороплюсь вперед.

РЕКА ЛИСТВЕННИЧНАЯ Вывяленные хроническим недоеданием и ледниковыми ветрами, мы наконец свалились с Кизименского перевала. Внизу, в долинах, еще лежало позднее лето. Перебраживая с берега на берег, мы бежали к нему по небольшому студеному ручью, который со временем должен превратиться в реку Лиственничную. А при впадении ее в Кроноцкое озеро, по нашим данным, база геологов. Уже больше недели океан нагонял на северо-восточную Камчатку плотные волны моросящего тумана. Попутная охота по-прежнему не приносит успеха, а выкроить хотя бы день специально для нее теперь уже не решаемся: выбиваемся из графика все больше, да и почти невозможно в такую погоду подобраться к горным козлам. И мы бежим к спасительной базе, довольствуясь грибами и голубикой.

Снова с крутого берега сорвался в воду. Теперь у меня нет ничего сухого даже в рюкзаке. Спасаю записную книжку. У Донатаса сапоги совсем развалились, сказывается вес, идет в кедах.

Как старого друга, встречаешь кем-то оставленное костровище — в этих местах это большая редкость. По брошенным окуркам, обрывку письма или газеты, по тому, как вбиты рогатины для костра, стараешься представить, что за человек шел здесь до тебя. И он уже не чужой тебе. И все чаще считаешь, сколько еще у тебя впереди километров и дней. Но страшные сны, как в теснинах Поперечной, больше не снятся — и от этого облегчение. Видимо, в самом деле в ту ночь над миром нависла какая-то опасность. Что сейчас там? Хоть бы прошел над нами какой-нибудь самолет! Уже в который раз останавливаюсь, шарю глазами по небу.

— А чем вообще может войти в историю этот год? Интересно бы составить хронику года, — на коротком привале говорю Кястутису.

— Дай бог, чтобы ничем, — усмехнулся Кястутис.

— Почему?

— В историю, как правило, входят только годы, в которые начинаются войны, и не рядовые какие-нибудь, а большие, например, мировые. Хорошие годы в историю не входят, они быстро забываются… Ну, чем бы могли войти в историю полгода, что мы уже прожили? Прилунился очередной американский космический корабль? Но это скоро забудется. В историю войдет только первый космический полет — Гагарина, как в свое время первый полет на самолете. Да, 27 марта погиб Гагарин. Но и это забудется. Не забудется только его первый полет. Убили Роберта Кеннеди и Мартина Лютера Кинга? Но президентов и государственных деятелей стреляли и раньше, это не ново. Что в Бразилии при помощи стрихнина, который подмешивался в сахар, динамита и пулеметов в бассейне реки Амазонки уничтожили полностью два племени индейцев? Но это-то уж сосем не ново. Разве только тем, что была произведена первая удачная пересадка сердца или впервые с помощью стереоскопического электронного микроскопа было получено трехмерное изображение злокачественной клетки? Но и это вряд ли запомнится, потому что на смену им придут новые, более значительные достижения и открытия… Так что лучше бы было, если бы этот год громко не входил в историю…

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top