«Рйег 28 февраля — Рщжж Ломанову.
Первым транспортом вышлите материалы XX съезда КПСС, устав ВЛКСМ, анкеты для вступления ВЛКСМ. Сообщите возможность приема ВЛКСМ Семенова Дмитрия Дмитриевича непосредственно здесь.
Жмурко»
Деятельный мужик, этот Жмурко. Только надолго ли его хватит. А вот и второй радист, прилетевший на эту, многими проклятую, далекую таежную гидрометеостанцию. Дмитрий Дмитриевич Семенов. Салажонок ты еще, однако, Дмитрий Дмитриевич Семенов! Как тебе тут придется? Откуда ты? Твой новый начальник, скорее всего твой первый в жизни начальник, если он на самом деле начальник, пока полон оптимизма.
«Рйег 1 марта — Рщжж Савченко.
Станцию сдал Каливчину. Прошу разрешить следующим транспортом выезд город.
Ваганов»
Так значит станцию принял не Жмурко, а некто Каливчин. Кто же тогда Жмурко? Инспектор?
«Рщжж 3 марта — Рйег Ваганову
Выезд разрешаю.
Савченко»
«Рйег 4 марта, срочная — Рщжж Савченко.
Последним транспортом можете выслать плотника, материал для склада заготовлен. Прошу продлить командировку ввиду отсутствия транспорта.
Жмурко»
Да, видимо, Жмурко — из инспектирующего начальства. Но, кажется, мужик деловой.
«Рщжж 6 марта, срочная — Рйег Жмурко.
Наличием погоды 7 марта принимайте транспорт Барбышева.
Казарьян
«Рйег 10 марта — Рщжж Уткину.
Груз перевезен станции полностью, троса не оказалось. Сообщите, когда будет транспорт. Высылайте трос для оттяжки флюгера.
Каливчин»
Первый раз, кажется, транспорт пришел вовремя. Вот что значит начальник застрял на таежной станции.
«Рщжж 10 марта — Рйег Каливчину.
Прошу выслать мои письма.
Супрунец»
До того парень торопился, что заскочил в самолет, забыв свои письма. Итак, на станции новый штат. Из старых остался лишь молчаливый Нелюбин…
…Опять пошел дождь. Нудный, холодный, с ветром, и, видно, конца ему не будет. Озеро сразу посерело, стало неуютным, даже грозным, заметались со стоном чайки, сопки и вулканы пропали в низких и рваных тучах. Прячу журнал в рюкзак. Дочитаю как-нибудь в другой раз. И мне уже дороги эти люди. Где они сейчас? Не очень весело жилось им здесь. Оторванные от родных, от всей планеты — одни только короткие радиограммы. Ежедневно нужно было лезть к озеру через это болото. Очень часто озеро было таким же неуютным, как сейчас. Даже хуже. Осенью они с нетерпеньем ждали, когда оно наконец замерзнет, потому что зимой на его лед иногда садились самолеты. Привозили продукты, письма. Сразу по сорок штук. |
Дождь усилился. Я развернул полихлорвиниловую пленку. Съежился под ней, сев на рюкзак, чтобы не промокли спальник и сухая одежда. Хочется есть.
Где же ребята? Куда их занесло? Тревожно.
Снова кричу — в ответ лишь грозно и угрюмо гудит озеро.
Мечтаю о том времени, когда вернусь домой. Вечером приду в родное кафе, сяду в дальний угол, подойдет знакомая официантка Клара Федоровна, всплеснет руками: «Откуда это вы такой худущий? Где вас опять мотало? Женить вас надо, женить, сколько это можно мотаться по свету!»
Я буду молча улыбаться в ответ, а она будет дальше ворчать: «Вот своего сына женю, возьмусь за вас.
Сын — мой ровесник. Она ленинградка, в наш город попала девчушкой во время эвакуации — в сорок четвертом вышла замуж за зеленого курсанта летной школы, на третий день после свадьбы он уехал на фронт и не вернулся из своего первого полета…
Будут заходить знакомые, расспрашивать, почем меня так долго не было. Потом придут мои ребята, с которыми работал в пещерах — и пойдет пир горой. А перед самым закрытием может заглянуть она…
Наконец появились. Вымокшие, вымотавшиеся, с головы до ног в грязи — им так и пришлось километров пять почти по пояс корячиться через болото. Но Саше и Донатаеу в болоте удалось подстрелить по худенькому чирку, и получается, хорошо, что они не пошли со мной. Тем более, что грибы больше не попадаются.
Разводим костер. Но дождь заливает его. Приходится держать над костром полихлорвиниловую пленку.
Один жалкий чирок на девять голодных мужчин, конечно, ничто. Но горячий бульон немного согревает.
— Робертас, когда же мы будем есть твоих оленей? — вздохнул Донатас.
Стасис кривится в усмешке.
Роберт отмолчался.
Дым, прижатый к земле дождем, ест глаза. До базы геологов нам сегодня ни за что не дойти.
А есть ли она вообще эта база?
Роберт говорит из-под пленки:
— Должна быть. — Он мудрит над картой. «Должна». Уже не «есть», как говорил раньше, а «должна».
Радости от этого мало.
Дождь не перестает. Неужели ненастье пришло надолго? Тогда с каждым днем мы будем выбиваться из графика все больше и больше. Но у Роберта в рюкзаке второй чирок, и от этого жизнь немного веселее.
