На одном из них поставить бы избушку. Из черных клубящихся туч сверкающий грозный Кроноцкий. А если он на самом деле начнет извергаться?
И вдруг мы выбрались из болот. После них вдоль озера по зыбкой шлаковой кромке прибоя легко идти… Еще там, у гидрометеостанции, когда к моим ногам упала его первая волна, — да еще раньше, как только увидел его издали сквозь редкую паутину лиственниц, — я полюбил его сразу и навсегда. И не только потому, что в противоположном конце его база геологов, в которой наше спасение и до которой сегодня-то уж мы обязательно дойдем. Я сразу понял, что шутить с ним нельзя. Студеное и седое, сдавленное с двух сторон фиолетовыми вулканами, оно уходило к горизонту со спокойным и сильным гулом, перекрывающим покорный крик чаек; над ним ворочались разноцветные многоэтажные тучи, они как хотели кромсали очертанья вулканов, сеяли странный свет, от которого цвет воды в разных частях озера постоянно менялся.
Молодая поросль японской березы. Желтые ее листья на черном вулканическом пепле. Красные травы. Причудливые изваяния мертвых деревьев.
И грибы. Целые россыпи грибов. И ни одного червивого. Аккуратные и нежные белянки на черном пепле. И море голубики, очень крупной и вкусной.
Предлагаю здесь остановиться и наварить грибов: как бы не получилось, как перед гидрометеостанцией, но Роберт лишь снисходительно отмахнулся: «К вечеру будем на базе».
И в это верят все, я — тоже, потому что бежим вдоль прибоя по твердой земле — теперь по хрустящему песку из красного вулканического туфа, словно тертый кирпич.
Думаю на ходу: «Здесь бы пожить. Поработать. Тишина. Святое одиночество. Простые и суровые заботы: пища, заготовка дров, подготовка жилья к холодной зиме. Святая тоска. Простор мыслям». Прибой неожиданно подарил Донатасу резиновые сапоги. Как они попали сюда? Чьи? Не такие уж старые, чтобы в этом безлюдном краю их без всякой жалости можно было выбросить. Подошли. Свои, вконец истрепанные, выбросил.
— Послужили они мне, родные! Даже жалко выбрасывать.
На песке следы лодки. Вытаскивали ее на берег. Следы людей. Значит, скоро мы дойдем до них. Значит, там ничего не случилось. Значит, база на самом деле есть.
Впереди мыс качается за мысом. Час за часом. Под ногами за века облизанные водой, округлые беловатые плиты, словно расстеленные шкуры оленей.
И вдруг — палатка! Большая экспедиционная палатка! Геологи! Наперегонки бежим к ней, сбрасываем рюкзаки. Тихо. Может, спят? Роберт осторожно приоткрыл полог — никого. Посреди — ящик вместо стола. На нем кружка, распечатанная пачка сахара, в сквороде стопкой блины. В одном углу — спальники, в другом — мешки и ящики с продуктами.
Обошли вокруг палатки, молча сели у входа. Переглянулись.
— Наверно, ушли на работу в радиальный маршрут. — сказал я.
Стали кричать. Роберт несколько раз выстрелил — никого. Посидели минут двадцать. Еще несколько раз выстрелили — никого. На ящике соблазнительно лежали блины, настоящие пшеничные блины и распечатанная пачка сахара.
— Время уже к вечеру, — говорит Донатас, любовно похлопывая по своим новым сапогам, словно еще не веря в них. — Если они приходили, не запаздывая на обед, то теперь придут только к ужину.
— А то и вообще не придут, если задержатся, — добавил Роберт.
— Ждать не будем, — минут через пятнадцать решает он. — Потеряем много времени. Еще с полчаса подождем и побежим дальше. К вечеру будем на базе.
— Надо бы подзаправиться, жратвы у них навалом, — потирая руки, преданно смотрит Роберту в рот Валера. Он уже успел прийти в себя, после того как потерялся и получил от Роберта, и теперь уже снова во все сует нос.
Роберт молчит. Валера понимает это как согласие, уже намерен лезть в палатку.
— Нельзя брать, — останавливаю я его. — Только сунься! — Я вспомнил, как он жадно шнырял по лабазу оленеводов.
Роберт молчит.
— Раз есть возможность немного поесть, надо поесть, — не обращает на меня внимания Валера.
— Пожалуй, немного возьмем, — соглашается с ним Роберт.
— Брать нельзя, — раздраженно повторяю я. — Это свинство, без спросу лезть в чужие вещи. Они придут с работы, а ужина нет.
— А если мы подыхаем с голоду?
— Во-первых, мы еще не подыхаем, а во-вторых, какое им дело до этого, может, они сами живут, поджав животы. А тут какие-то бездельники перерыли все, обожрали.
— Ты же видел, что у них есть продукты. А если они были бы здесь, сами бы нас накормили, как гостей, — убеждает меня Роберт.
