— То сами. Это совсем другое дело.
— Да что его слушать, взять да и все! — поднимается с земли Валера. Он моментально сориентировался, что Роберта нужно поддержать. — Надо же что-то жрать. Я как завхоз…
— Ты прихвостень!— взрываюсь я. — Заткнись и не суйся. Если ты отличал хотя бы север от юга, мы бы не торчали сейчас здесь и, может, были бы уже сыты. Так что лучше помолчи.
— Да я тебя…
— А ну, заткнись! — оборвал его Роберт. — Подожди, — примирительно поворачивается он ко мне, он не хочет портить со мной отношения.— Не объедим же мы их, если возьмем несколько блинов.
— Но ведь ты сам говорил, что часа через два мы будем на базе, а…
Валера решительно распахнул порог палатки.
—А ну стой! — прикрикнул на него Роберт.
— Я же завхоз, сами с меня жрать требуете.
— Я тебе сказал: стой! — Роберт бешено сверкнул глазами, схватил валявшийся у костровища сук, и Валера, шипя что-то под нос, послушно прижал хвост.
— Возьмем блины и сахар на ящике, — решает Роберт. — От этого они не обеднеют.
Валера сразу же полез по сверткам, по кастрюлям, по мешкам.
— А ну! — побледнел Роберт.
— Я просто так, посмотреть, — оправдывался Валера, а руки так и шарили по углам.
— Чтобы я тебя больше в палатке не видел. Иначе — прибью.
— Каждому досталось по полблина и по три кусочка сахару. Я решительно отказался. Кястутис отговорился, что есть не хочет, отошел в сторону.
— Зря отказываетесь, — сказал нам Донатас. — Теперь уж ничего не изменишь. Блины все равно взяты.
— Может быть — сказал я и отвернулся к озеру, сделав вид, что что-то увидел там.
Стасис презрительно смотрел, как «тарбаганы» торопливо уминали блины, у Роберта и Валеры по подбородкам текло масло, но сам от блина не отказался.
— Напиши хоть записку: кто такие и почему взяли, — сказал я Роберту и не отошел от него, пока он не положил ее на ящик.
Кончив полблина, Роберт крякнул, облизал пальцы, несколько мгновений размышлял и снова полез в палатку:
— А, не обеднеют, если мы еще по блину возьмем.
Я представил, как они сейчас придут и застанут нас во время этой воровской трапезы. Мне было противно. Я забросил за спину рюкзак. За мной встал Кястутис. Съев свои полблина, поднялся Донатас, за ним, немного замешкавшись, — Стасис. Все, что связано с геологами, было для меня свято. Но дело сейчас было не только в геологах, а в простой человеческой порядочности. Да, конечно, мы, наверно, их не объедим, но я представил, как они придут с работы, а какие-то бездельники, шатающиеся здесь от нечего делать, оставили их без ужина и перерыли все вещи.
Стали подниматься остальные.
— Валера, пошли, — забросил за спину рюкзак Роберт.
— Вы идите, я сейчас догоню, — заискивающе заворковал Валера.
— Не оставляй его здесь одного, — говорю Роберту.
— Да я сейчас, — не торопится Валера.
— Смотри, только тронь тут что-нибудь, — цедит сквозь зубы Роберт.
— Да что ты! Мне просто переобуться надо.
С Валерой замешкались Саша и Алик.
Роберт идет со мной рядом. Кажется, хочет что-то спросить или выразить свое неудовольствие, но я специально ускоряю шаг, и он в конце концов отстает.
Минут через десять догоняет снова:
— У тебя, вообще, друзья есть? — спрашивает он меня.
— Есть.
— А мне почему-то кажется, что нет.
— Представь себе, есть. Правда, не так их много, но есть. А что?
— Потому что у тебя есть опасная черта — максимализм. Мне кажется, что для тебя нет хороших людей. У тебя все подлецы.
— Почему же?..
— А в каждом из нас дерьмо перемешано с хорошим, только в разных пропорциях. Нет идеальных людей. Кто считает себя непогрешимым, как раз тот погрешим в большой степени.
Я отмолчался, хотя мне хотелось сказать, что это очень удобная теория, ей можно оправдать любую подлость.
— Ну, чего ты молчишь? Почему ты не споришь со мной?
— А зачем мне с тобой спорить? — усмехнулся я.
Злой, он отстает. Но, видимо, уж очень много нагорело у него на меня, догоняет снова.
— А у тебя самого-то друзья есть? — опережаю я его.
Он несколько теряется.
— Ведь как раз у тебя-то и нет друзей. Ты не задумывался над тем, почему все, кто однажды ходил с тобой в поход, в другой раз уже не идет?
