Михаил Чванов

Повесть Я сам иду на твой костер… Из камчатских тетрадей 

Растянулись вдоль берега на целый километр. В нашем положении это совершенно недопустимо, но Роберт, не оглядываясь, ломится вперед. Он торопится поскорее добраться до базы.

Иду предпоследним: наткнулся на сучок, никак не могу остановить кровь из носа. За мной идет Кястутис. На одном из поворотов оглядываюсь — его нет. Сажусь на камень, торчащий из воды, жду. Ребята уже скрылись за очередным мыском. Пошел холодный дождь. Нехорошее предчувствие.

— Кястутис!

Лишь монотонно шуршит дождь.

— Кястутис!

Лишь монотонно шуршит дождь.

Бросаю в стланик рюкзак. Бреду назад. Кястутис, скорчившись, лежит на камнях.

— Что с тобой?

— Сорвался со стланика. Подвернул больную ногу, разбил колено.

— Почему не остановил меня?

— Я кричал. Несколько раз. Ты был совсем рядом. Мне даже показалось, что ты остановился, а потом пошел снова. Подумал: ладно, пусть уходит.

— Идти не сможешь?

— Нет… Ребята ушли?

— Ушли.

Он снова ложится лицом в камни. Я смотрю в ту сторону, где должна быть база: тучи как хотят кромсают очертанья вулканов, сеют странный розовый свет.

— Подожди! Сейчас вернусь.

Пытаюсь бежать. Но в голодном теле уже нет сил. То и дело падаю. Вода закрывает меня с головой.

Уже вижу спину Стасиса, но догнать не могу. Кричу — крик глушит прибой. В изнеможении сажусь на торчащий из воды камень. Снова бегу.

— Что?

— Кястутис разбил ногу. Идти не может.

— Только этого не хватало, — он устало наваливается на стланик.— Ребята ушли далеко.

— Кому-то надо остаться с ним, другому догонять ребят, — говорю я.

Стасис молчит.

— Вот что, — говорю я. — Догоняй ребят. За нами не возвращайтесь. Идите до базы. Потом вернетесь. Не будет базы — идите до океана, к Долине Гейзеров. Мы пока попробуем добраться до грибных или ягодных мест. Торчать здесь всем бессмысленно. Через день-другой уже никто из нас не сможет идти. Ослабеем. А нести здесь его невозможно. Иди! Чем скорее дойдете, тем скорее сможете помочь нам.

— Могу я остаться, — сказал он без особого энтузиазма.

— Ладно, останусь я. Ты сильнее. Мне уже не догнать ребят.

— Ну, хорошо.

Он торопливо уходил. Я стоял по колени в воде и смотрел ему вслед.

Он уходил к людям.

Когда он скрылся за поворотом, я вспомнил, что хотел забрать у него карабин и спальник, но голод отшиб память: спальник Кястутиса унес Донатас, а у меня лишь небольшое одеяло, которое с Робертом подстилаем под спальник, но было уже поздно.

ПЛАЧУТ ЧАЙКИ Молча сидим в стланике. К вечеру дождь перестал, прибой приутих.

— Как все в мире относительно, — говорит Кястутис, качая свою разбухшую ногу. — Еще сегодня утром мы с тобой примерно знали, когда выберемся отсюда.

А теперь — теперь бабка еще надвое сказала.

Над озером невероятно красивые, почти фантастические миражи: желтое сиянье из туч, малиновая дымка оторвала от воды вулканы.

— Сколько ни сиди тут — толку нет, — Кястутис пытается встать. — Может получиться, что ребятам действительно придется бежать до океана. Тогда им будет совсем не до нас. Надо идти.

— Давай попробую выправить ногу.

— Не надо. Теперь вроде бы боль стала меньше. А то еще совсем вывернем.

Я туго перетягиваю ногу бинтом, из кривого стланика вырезаю что-то вроде костыля. Идти водой Кястутису теперь нельзя, лезем по стланику. Я подминаю под себя переплетенные между собой толщиной в руку стволы. Кястутис со стоном взбирается на них. Я подминаю следующие…

Над озером невероятно красивые, почти фантастические миражи. Плачут чайки. Вдруг приходит мысль: ослаб именно Кястутис потому, что не жрал блины. Ему не хватило этих немногих тысяч калорий, которых хватило уйти дальше — к людям — Валере.

С трудом нашли место для палатки. Костер чуть теплится. Ему не хватает пищи. Все сухие ветки поблизости мы уже сожгли, продираться по сырому стланику выше по склону — нет сил.

— Ну что, попробуем еще?

— Давай, — покорно соглашается Кястутис и в ожидании боли закрывает глаза.

Берусь за сапог, начинаю тянуть. Стон повисает в ночи. На несколько секунд перестают плакать чайки, лишь неумолчно шумит равнодушный прибой.

— Придется сапог разрезать, — говорю я.

— Не надо. Мне не в чем будет идти.

Снова молчим. Плачут чайки. Дую в огонь, не даю ему умереть. Вдруг Кястутис медленно и глухо начинает читать:

Когда ночь наступает —

Ночь, как черные ягоды тута,

Там, на отмели чистой,

Где деревья хисаки,

Часто плачут тидори… Шумит прибой. Где-то далеко в темноте ночи тоскливо плачут чайки.

Лист летит на лист,

Все осыпалось, и дождь

Хлещет по дождю… Я пытаюсь высушить что-нибудь из одежды. Качая разбитую ногу, Кястутис читает снова и снова.

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top