На рассвете меня будит Кястутис:
— Слышишь, идут? Наши!
Действительно: кто-то спускается по распадку.
Выскакиваю из палатки: это опять медведь пришел на водопой. Меня мутит от бешенства, я готов разорвать его на части.
— Какого черта тебе надо?! — широко расставив ноги, я жду его с ножом в руке.
— Ты что, с ума сошел? — высунулся из палатки Кястутис.
Медведь удивленно посмотрел на меня, так как следует и не напившись, медленно попятился вверх по распадку, скрылся в стланике.
Я вернулся к палатке. Кястутис расширенными глазами смотрит на меня, я устало опускаюсь на землю, и вдруг меня начинает нервно трясти — до меня доходит вся безумность моего поступка. Только сейчас мне становится страшно, как становится страшно и от другой мысли: «Неужели на самом деле я начинаю сходить с ума?»
Угнетенные, снова забираемся в палатку, И снова просыпаюсь от чьих-то шагов. Снова выскакиваю — никого нет. Видимо, уже начинаются галлюцинации. Сладко кружится голова. Не выбираясь из палатки, рву траву, выплевываю безвкусные волокнистые остатки. Есть, в общем-то, не хочется, но знаю, что есть нужно, чтобы поддерживать в себе силы. Если бы существовала та лампочка, она теперь не только бы чуть теплилась, а уже, наверно, лишь бы слабо мигала…
Чайки плачут, как дети. На кромке прибоя два бородатых, обессилевших от голода человека. После студеной ночи они греются в скромном солнце, и накопившаяся в городах горечь, подобно эфиру, выветривается из сердца, в нем остается море доброты да удивление: откуда в сердце успело накопиться столько жестокости? Прибой качает метрах в пятидесяти от берега мертвую чайку. Люди, пьяные от голода и сознания, что ничто пока не властно над ними: ни голод, ни холод, ни сама смерть, потому что у них еще очень много дел на этом свете, — спокойно смотрят в небо, но не упускают из виду и чайку, ждут, когда она станет их добычей. Но черный комок из часа в час болтается на одном месте.
— Чайка явно не наша. Ты сможешь идти?
— Не знаю.
— Попробуй. Вдруг базы нет.
Собираем вещи. Трогаемся в путь. Я впереди, подминая стланик, Кястутис лезет за мной. Через полсотни метров бессильно опускается на землю.
— Не могу. Отдохнем. — На одной ноге у него сапог, на другой — ботинок. Лицо перекошено от боли. Я опускаюсь в стланик рядом с ним, и мы молча смотрим на озеро.
— Пошли, — поднимается Кястутис минут через десять и тащится за мной дальше.
И опять тяжело опускается в стланик.
— Нам лишь бы добраться до первой речки, которая впадает в озеро, — пытаюсь успокоить его. — Там займемся рыбной ловлей. Помнишь, сколько рыбы быдо на Поперечной? А когда нога немного заживет, пойдем дальше. Ну, что, пошли?
— Подожди еще немного.
— Надо идти. До вечера нужно дойти вон до того мыса. Здесь негде поставить палатку.
Выбрасываю из рюкзака все лишнее, в первую очередь ложку и миску, как ее ни жалко, — она путешествует со мной уже пять лет. Оставляю только самое необходимое теперь для нас: палатку, нож, ну и записную книжку… Несколько поколебавшись, вернул в рюкзак кусок пузырчатой лавы. Он уже стал мне дорогим.
Кружится голова. Как кружится голова. Срываю на ходу неспелые шишки кедрача. От смолы во рту не повернешь языком.
«Я СЖЕГ ВСЕ СПИЧКИ…» Сыплется редкий дождь. Кястутис пытается развести костер. Я подхожу к нему с пучком сухих веток. Он смотрит на меня с ужасом, руки трясутся.
Я еще не знаю, что случилось, но случилось что-то страшное.
— Что?..
— Я сжег… Я нечаянно сжег все спички.
Я облегченно опускаюсь на землю.
— Успокойся. У меня есть еще коробок.
— Ты обманываешь меня?
— Вот, держи.
Он прячет руки за спину:
— Нет! Разводи сам…
Утром в приоткрытую палатку залетела какая-то птаха, с писком стала колотиться о брезент.
— Кто это? — проснулся Кястутис.
— Какая-то птица. Видимо, метнулась от совы.
— Птица? — Он сел, странно усмехнулся. Спокойно и печально смотрел, как я ловлю ее, выпускаю на волю.
После этого он почему-то совсем сник. «Видимо, его доконала вчерашняя история со спичками», — подумал я.
— Как нога?
— Еще больше опухла. Но боль немного поменьше.
— Ничего, все будет хорошо.
Он промолчал. Лишь как-то печально и покорно улыбнулся.
ЭТО ИЩУТ НАС Вдали на озере показалась какая-то точка…
Но она почти не движется.Не отрываясь, следим за ней.Это, кажется, лодка.Да, это лодка.
