— Бесполезно,— с напускной строгостью сказала она.— Я все равно вам ничем не смогу помочь. Берите, пока есть билеты, на завтра.
— Вы меня уговорили,— сказал парень и протянул в окошко паспорт и деньги.— А мне так надо в Москву! Я опаздываю на занятия,— пока она выписывала билет, объяснял он собравшимся вокруг него людям.
— Да, ему очень нужно в Москву, — подтвердил до сих пор не догадавшийся поставить на пол хотя бы чемодан его друг.
— Что же мне теперь делать почти сутки?— спросил парень с гармошкой, пряча в карман билет и паспорт,— У вас, я смотрю, пока нет работы, образовался небольшой перерыв?
— Это почему же?— сразу обозлилась она.
— Давайте я вам сыграю. Мне теперь все равно до завтрашнего вечера нечего делать. А раз у вас немного выдалось свободного времени, давайте я вам сыграю. Что вам сыграть?
Кассир опять оказалась в растерянности. Переборов ее, она переглянулась с соседками, которые уже давно от нечего делать наблюдали за представлением.
— Тут нельзя,— наконец с улыбкой сказала она.
— Почему же нельзя? — удивился парень.— У вас свободная минутка. И у ваших подруг — тоже. Я никому не мешаю. Если ругаться — то можно, а если сделать человеку приятное — нельзя? Что вам сыграть?
— Право, не знаю… Нина, у тебя нет запасного стержня, у меня что-то не пишет,— чтобы скрыть неловкость, повернулась она к соседке.
— Ну думайте. А я пока сыграю вам вот что.— И он заиграл вальс «Осенний сон».
Разошедшийся народ вновь стал собираться вокруг него.
— Итак, я вас слушаю,— кончив играть, обратился он к кассиру.
Но та молчала, лишь застенчиво улыбалась.
— «Клен ты мой опавший» — можете?— привстав, через стекло торопливо, словно боясь, что ее опередят, спросила соседка.
— Пожалуйста!— слегка поклонился ей парень с гармошкой.
Я никогда не слышал исполнения этого прекрасного романса на гармошке и боялся поверхностного, упрощенного цитирования его. Да и возможно ли на простой гармошке передать все тонкости этой удивительной вещи, где мелодия рождается из самих есенинских стихов. Но парень нашел какой-то верный ход — и она у него зазвучала как-то по-своему, по-деревенски, наверное, еще более по-есенински, отчего казалась еще печальней, пронзительней и бесшабашней.
Наблюдавший за всем этим издали милиционер раз прошел мимо, другой, не выдержал — подошел.
— Гражданин, вы мешаете работать,— сказал он строго.— И отдыхать,— показав на безбрежное море пассажиров, добавил он.
— Почему же я мешаю?— удивился парень.— Наоборот, я создаю людям настроение. Я учусь в Москве. Чтобы радовать людей. Раз я не улетел, значит, я не должен зря терять время. Почему мы должны радоваться только на концертах, так сказать, по плану? Надо жить для народа. Я и вам сыграю, хотите? Что вам сыграть? А на 10 ноября — в День милиции — могу спеть и сплясать.
Кругом откровенно смеялись, в том числе администратор и кассиры в своих стеклянных будках, и милиционер, видимо, вспомнил о своем престиже и обозлился:
— Давай, парень, уходи добром, иначе я тебя заберу.
Но тут зашумели, заступились за парня пассажиры:
— Да что ты привязался к человеку? Дай поиграть! Видишь, все кругом заулыбались. Если драка случилась, так тебя днем с огнем не сыскать, а тут ты сразу появился.
— Он мешает работать,— показывая на кассира и ожидая поддержки, упорствовал милиционер.
— Да пусть играет, люди хоть лаяться перестали,— неожиданно не поддержала она его.
Милиционеру ничего не оставалось, как, соблюдая достоинство, ретироваться.
— Играй, друг!— хлопнул парня с гармошкой по плечу какой-то забулдыга в кирзовых сапогах, — Потешь душу!
— Играй, играй, парень! — поддержали окружившие его пассажиры.
— А что, я с удовольствием вам сыграю,— засмеялся парень,— Я специально для вас учусь в Москве.
Он заиграл громче, чем раньше. Стали недоуменно поднимать головы сонные и недовольные пассажиры на втором этаже.
Опростоволосившийся милиционер не мог пережить своего поражения, кружил невдалеке, дожидаясь своего часа, наконец не выдержал, подошел снова и уже вежливо стал настаивать, чтобы парень с гармонью вышел на улицу — лето же! — иначе не слышно объявлений о рейсах, и спят дети.
— Да, конечно,— неожиданно легко согласился парень.
Не переставая играть, он пошел к выходу. За ним потянулся целый хвост. Не выдержала и кассир, которая заказывала «Клен ты мой опавший», под каким-то предлогом выскользнула из своей стеклянной будки.
На улице вокруг парня тут же образовался большой и тесный круг. Задние не видели его и вставали на цыпочки или ступеньки крыльца. Студенты из ССО, пожилые женщины, молодые солдаты, седой полковник, инвалид на деревяшке. И у всех были какие-то задумчивые просветленные лица. Они все вдруг поняли, что это им нужно, что как раз этого им так не хватало в эту глухую озлобленную ночь. И, случайно встретившись взглядами, люди улыбались друг другу.
