1 Учитель географии заслуженный мастер спорта Валентин Петрович Прохоров последний сезон работал в горах — он был начальником высотной альпинистской экспедиции.
Здесь, в экспедиции, никто не знал об этом — что он прощается с горами, даже не догадывался, а он тем не менее работал последний сезон, и все для него, хотя по природе своей он и не был особенно-то склонен к эмоциям, было овеяно грустью прощания.
А тут еще Саша Слесарев как соль на свежую рану. Старый альпинистский волк, один из тех немногих, с кем Прохоров начинал, один из немногих из той славной когорты, которая за последние годы не только сильно поредела, но и вообще, можно сказать, ушла в легенду: одни успокоились по домам, другие уже навсегда успокоились. Первоначально Слесарева не было в списках экспедиции — прилетел неожиданно, застенчивый, молчаливый и едкий. Прилетел и еще больше растревожил душу. Не говоря уже о том, что наложил свой, слесаревский, отпечаток на всю работу экспедиции.
Началось с того, что выпускающий экспедиции Юра Егоров, в общем-то, хороший парень, только, может, чересчур пунктуальный, въедливый и настырный, выпуская очередную группу на маршрут, не обнаружил в рюкзаке Слесарева красных сигнальных ракет (на случай несчастья), другие были, а красных — нет. Поднял шум. Слесареву бы молчать, а он попытался объяснить, улыбнулся:
— Я всю жизнь хожу без красных ракет.
— А у меня не пойдешй. Не выпущу.
— Но меня выпускали…
— Значит, хреновые были выпускающие,— отрезал Егоров.
— Полевой — хреновый выпускающий?! Хергиани? — недобро усмехнулся Слесарев.
— Хергиани погиб. Нечего спекулировать на имени Хергиани! И вообще, хватит трепаться! Не берешь ракеты — снимаю! По палаткам, ребята! Ваш руководитель не готов к восхождению.
Слесарев пытался ему что-то сказать. Но Егоров уже уходил.
— Я снял его с маршрута,— бросил он на ходу Прохорову.
— Может, сделаешь для него исключение,— вполголоса, чтобы никто не слышал, сказал Прохоров.— Ведь это же Саша Слесарев.
— А мне плевать, что Слесарев! Все твердят: Слесарев, Слесарев! Порядок есть порядок! И нарушать его никому не позволю.
— Но он всю жизнь ходил без красных ракет. Понимаешь, всю жизнь. Суеверие такое вот дурацкое. И ничто с ним нельзя поделать. Многие пытались его ломать — ничего не вышло.
— А дисциплина? А какой пример молодым? Нет! Пусть Слесарев, пусть заслуженный мастер, пусть доктор наук — никуда он не пойдет. Суеверие, видишь ли, у него, как у бабы-яги. Суеверие — сиди на печи, не хрен в горы ходить.
— За двадцать лет в горах у него не было ни одного несчастного случая. Понимаешь, ни одного! А другие ходили с красными ракетами — и возвращались с трупами или вообще не возвращались.
— А какой пример молодым? Начальник, ты не думаешь, что занимаешься демагогией и попустительством?
— Но об этом, кроме нас с тобой да его, никто не будет знать… Выпусти.
— Выпущу, если возьмет ракеты.
— Не возьмет. А возьмет — все равно выбросит. Отойдет метров на двести от палаток и выбросит.
— Тогда к чертовой матери снимай меня из выпускающих!— взорвался Егоров.— Не альпинистская экспедиция, а какая-то мистическая секта. Суеверие у них, видите ли. А завтра будут на картах гадать, идти им на восхождение или не идти.
Они переругивались, а Слесарев зло улыбался в стороне.
В конце концов Егоров выпустил его на маршрут без красных ракет, а сам потом весь день ходил как цепной пес. В общем-то, он был совершенно прав, и плохо, если кто-то, тем более известный альпинист, заслуженный мастер спорта, не подчиняется выпускающему на маршрут или начальнику сборов. Это — ЧП, такого альпиниста, да и выпускающего, пошедшего у него на поводу, надо гнать в шею, но надо знать и Сашу Слесарева с его дурацким суеверием.
Егоров рассвирепел еще больше, когда Слесарева на вершине накрыла непогода, он рвал и метал, боялись сунуться к нему, но на четвертый день точно в срок Саша Слесарев, все еще зло улыбающийся, без всяких ЧП вернулся с вершины со своими ребятами, свеженькими и загадочными, как будто они ходили не на сложное восхождение в условиях жесточайшей пурги, а тайком загорали где-нибудь вон за той мореной.
Спустился, своей подчеркнутой учтивостью заставил Егорова поскрипеть про себя зубами, сходил на другую вершину — Егоров уже не придирался, что без красных ракет, хмуро отмолчался, и на подвернувшемся вертолете Слесарев укатил вниз — то ли в Домбай, то ли в Ткварчели.
— Чем здесь лежать, слетаю,— сказал Прохорову. — Все равно у меня пять дней отдыха.
