Вернувшись в Москву, она несколько раз порывалась позвонить в Федерацию альпинизма СССР — там наверняка знали его адрес, взять и позвонить, просто из любопытства, непринужденно так, на правах знакомой: как, мол, завершилась экспедиция? Но каждый раз останавливала себя: он сам мог бы позвонить, если тогда по какой-нибудь причине не смог заехать. Тем более что дал слово найти ее. Не давал? Сказал, чтобы просто что-то сказать на прощание? Нет. Он человек дела и слова, это она знает. Если бы посчитал нужным, давно бы позвонил. Значит, просто забыл.
Не знает адреса? Ерунда! Он знает театр, в котором она работает. Мог бы узнать адрес и на киностудии.
Прошел год. Незаметно — в суете, в неудовлетворенности собой. О той встрече она старалась больше не вспоминать: не то чтобы было больно — с чего быть больно-то, ведь ничего и не было, но всегда, если все-таки вспоминала, приходило неприятное чувство, словно тебя обманули.
Прошел еще год. Она вышла замуж. Он был инженер-строитель, они жили в одном доме. Первый раз он делал ей предложение через три месяца после смерти мужа. Она удивилась и, разумеется, отказала. Он не обиделся, сказал, что всегда будет ждать ее руки, если она когда-нибудь посчитает это необходимым.
При встречах с ним она всегда чувствовала неловкость, боялась, что он снова затеет тот разговор, но он лишь почтительно кланялся, и она была ему благодарна за это. Но однажды, когда она перед каким-то праздником шла домой, вся увешанная покупками, он решительно отобрал у нее часть сеток, донес их до двери, стеснительно остановился у порога. Ей показалось неудобным оставлять его за дверью — пригласила его зайти. Он познакомился с дочерью, а через два месяца, приехав с гастролей, она обнаружила, что они все трое — мать, дочь и он — души друг в друге не чают, ходят друг к другу в гости, мало того, они тайком от нее полмесяца жили у него на даче.
«Старая история с троянским конем,— печально усмехнулась она про себя,— Жители еще не подозревают, а город, оказывается, уже давно занят неприятелем, проникнувшим в него хитростью».
Это ее очень задело, она обиделась на мать и на дочь и попыталась возмутиться, но у нее ничего не получилось, сначала она просто растерялась, а потом время было упущено: как только она приехала, он перестал к ним заходить и избегал встреч, мать с дочерью из-за этого стали кукситься на нее и тайком продолжали ходить к нему в гости. Глубоко обиженная, она с запозданием собралась высказать ему хотя бы то, что он балует дочь, но оказалось, что дочь в ее отсутствие он не баловал, а просто помогал ей учить английский, в котором она была слаба, приучал ее ежедневно делать зарядку и обтирание, и та стала меньше болеть ангиной, полы в квартире перестали скрипеть, а краны — течь, мать впервые за многие годы за лето набрала грибов и ягод.
Словом, город давно был занят неприятелем, и не просто занят, а его жители переметнулись на сторону неприятеля и были очарованы им, и если бы она попыталась выдворить его за пределы своего маленького государства, то еще не известно, на чью сторону они бы встали. В душе так и не простив дочь с матерью, она в конце концов смирилась.
О той встрече она больше не вспоминала. Только временами ее еще тревожило удивление, похожее на боль: почему же все-таки неприятно вспоминать, ведь ничего, совершенно ничего не было…
Свадьба была тихой. Точнее, ее вообще не было: так, посидели в домашнем кругу…
Как-то в Доме актера она столкнулась с Георгием Ивановичем и Максимовым. Они только что вернулись откуда- то из Латинской Америки и очень обрадовались ей.
— Поздравляю! — сказал Георгий Иванович.
— С чем?— не поняла она.
— С мужем. Ведь я только что узнал об этом. Да… У меня даже испортилось настроение.
— Почему?— обиделась она.
— Нет. Вы не поняли меня. Я ничего не имею к вашему мужу. Я его не знаю. Просто я немного расстроился… Я ведь всегда немного был влюблен в вас. Да и не немного.— Он слегка покраснел.— Максимов не даст соврать.
— Вы все шутите,— засмеялась она.
— Вполне серьезно. Ну да не будем об этом… Как вы живете-то?
За столиком рассказывали какой-то анекдот, и она ответила сквозь смех:
— Хорошо!
— Маша! — вдруг что-то вспомнил Максимов.— Ты помнишь Слесарева?
— Какого Слесарева?— Она была под впечатлением анекдота и на самом деле сразу не могла сообразить, о каком Слесареве он спрашивает.— Какого Слесарева? — смеясь, переспросила она.
