Михаил Чванов

О повести М. Чванова «Свидание в Праге»

Уважаемый Михаил Андреевич! С большим удовольствием прочел вашу повесть и возвращаю журнал. Это действительно творческая удача! Я решил не оставаться в стороне и написал статью о Вас и Вашем произведении в рубрику «литературоведение» журнала «Бельские просторы». Легко им давить молодых Леонидовых, но умолчать о Вас будет куда как сложнее.

Тем более, повесть стоит того, чтобы о ней писали и говорили. Для меня она стала дуновением живого, теплокровного патриотизма – а мы все слишком привыкли к патриотизму мертвому и казенному, окаменевшему. Первый вызывает отзвук души, а второй уже давно на­бил оскомину.

С уважением. Александр Леонидов  

СВИДАНИЕ С РОССИЕЙ.

О повести М. Чванова «Свидание в Праге» Не так давно (по меркам литературы) в известнейшем Московском журнале «Роман-газета»  вышла маленькая повесть известного прозаика-уфимца Михаила Андреевича Чванова «Свидание в Праге». Не так часто нас москвичи балуют публикациями – к примеру сказать, за тематический номер по региону та же «Роман-газета» просит ни много, ни мало – 300 тысяч рублей.

И вот яркое свидетельство, что наши прозаики не лыком шиты, тоже умеют сверкать всеми красками на федеральном уровне. Можно было ждать газетной шумихи, сообщения в новостях, и уж, конечно, публикации повести в местном литературном издании. Увы, тишина…

А между тем эта необъяснимая тишина задрапировала от широкой читающей публики произведение замечательное, знаковое – и по содержанию, и по стилю, по эстетическому складу. Я перечитывал повесть неоднократно, каждый раз погружаясь в столь глубинные идейно-эстетические пласты, о которых при первом, поверхностном взгляде не возникнет и мысли…

Чванов, как прозаик и публицист, хорошо известен в нашей Республике. При чем это знание тяготеет, прежде всего, к публицисту, к острию пера – а чернильницу лотом мало кто промерял. Так стереотипом восприятия от нас закрыт художник слова, его как бы заслоняет тень общественного деятеля.

Но маленькой повестью Михаил Андреевич доказал внимательному читателю, что он не есть постоянная литературная данность, что как художник, он продолжает рост. Читая его произведение, я мысленно сопоставлял его с прежними работами Чванова; при всех чертах преемственности, все же и глубже и набатнее.

«Свидание в Праге» – это квинтэссенция русской боли, спрессованной до «ядерной плотности» в крайне лаконичной литературной форме. Короткий рассказ о судьбе русского добровольца (на западе их принято называть «наемниками») в Сербии с вклинивающимися эпизодами, происходящими в Чехии и России – не просто «реn-story» на злободневную тему. Считаю большой авторской удачей сотворение новой эстетики жанра, проистекающей от русской классики, и тем не менее, противостоящей ей. Эстетика русской литературы всегда была женственной, несла, как говорят в восточных философиях, «заряд янь».

Тургеневская ли девушка, Некрасовская ли крестьянка, или неподвижный Кутузов Толстого, подавленная ли природа эстетики соцреализма – всегда предоставляют торжествовать в эстетике женственному началу.

Михаил Андреевич – и это крайне редко для русской литературы – производит мужественную эстетику, ведет не через оптимизм к безнадежности (как подавляющее число русских книг) а от безнадежности к оптимизму. Жизнь убивает героя повести – но она неспособна его переломить.

Композиция произведения настолько детально продумана, что включает в себя без противоречия и спора и боль гражданской войны, русской эмиграции и боль Великой Отечественной, и современную боль, складывая их, как элементы мозаики, в одну-единую русскую трагедию. Никто кроме Чванова не помнит о единой родословной белогвардейца, солдата советской армии и «власовца», старушки в дальней уральской деревне и «русского Рэмбо» в Боснии. А ведь все они, как бы ни кружила их жизнь – РУССКИЕ.

Судить легко. Уничтожать друг друга легко. А вот понять, что поверни тропка жизни чуть в сторону, хоть бы на миллиметр – и был бы ты уже не красный, а белый, не кавалер орденов – а бесправный сталинский военнопленный, не какой-нибудь демократ — «яблочник», а русский доброволец в Югославии… Потому что генная основа одна, природа одна, почва одна – РУССКАЯ почва!

Образы Чванова магически сливаются и расходятся, как контуры в театре теней. Вот современный русский подполковник, потерявший свою армию и страну, смотрит на фотокарточку белоэмигранта. А следом – коротенькое, как бы небрежное определение «ОН». Кого имеет в виду автор? Ведь под «Он» подходит и тот и другой персонаж… И, холодея, понимаешь: это мистический миг слияния двух (на самом де­ле – одного) начал. Говоря о персонаже «он» Чванов соединяет двух героев в один контур. Мгновение – и они распались снова, и у каждого своя судьба, но на самом деле внимательный читатель запомнил их совмещенными контурами…

Только большой мастер слова может вот так – не в двух словах, а в двух буквах – выпукло проявить пространственное и историческое ЕДИНСТВО нации.

Top